— Ложись сюда, — показал Миронов на койку. — Тебе еще ой-ей сколько топать, выспись хоть по-человечески.
Кеннакук не возражал. Его коричневое продубленное лицо было непроницаемым.
— Э-эх, хорошо-то как! — вздохнул Миронов. — Спим до победного конца. Спешить некуда.
Пурга действительно улеглась. Остаток пути прошли за день. В Иультине Миронов спросил Кеннакука:
— А теперь куда?
— Мне в другой поселок, на север. Должна за мной прийти упряжка.
— Там, где Коса Двух Пилотов?
— Да. Оттуда.
— Мы из этого поселка будем выбрасываться в поле, — обрадовался Миронов. — Весной…
— Скоро, — улыбнулся Кеннакук.
На улице был декабрь и непроглядная темень полярной ночи.
Но весна все-таки наступила. Миронов вышел из столовой поселка, присел на крылечке, закурил, щурясь от яркого солнца и снежной белизны. Вдали в океане голубели торосы, весело, по-новогоднему сверкали снежинки на антеннах полярной станции, резвились щенки на помойке, и даже движок возле бани тарахтел не уныло, а весело. С визгом высыпала на улицу малышня из школы… Всюду весна, у всех хорошее настроение. Даже у Миронова, хотя он и думает: «Кому весна, кому весновка…»
— Здравствуй, начальник… — услышал он знакомый голос.
Миронов с интересом оглядел подошедшего, привстал:
— Ке… Кен… — пытался он вспомнить.
— Конечно, Кен! — обрадовался тот. — Здравствуй!
— Здравствуй, друг, здравствуй! Вот не ожидал!
— Так мы же зимой договаривались!
— Не помню. Все равно здорово!
После, в маленькой поселковой гостинице, попивая чай на коньяке и смородине (это постоянный «фирменный» напиток Миронова), он поведал Кену о проблемах, мучивших его, о проблемах с транспортом, в данном случае с упряжкой.
— Это мы решим, — твердо пообещал Кен.
— Тогда я в магазин, — засмеялся Миронов.
— Пойдем вместе. А оттуда ужинать ко мне домой. У меня такая еда, что ты и не пробовал, — пообещал Кен.
Домик, в котором жил Кеннакук, состоял из двух небольших комнат, просторной кухни, большой кладовки, склада для угля и пристройки для льда.
Встретил их высокий старик, очень древний (так показалось Миронову), и бабушка, круглолицая, со смешливыми глазами.
— Это мой дядя Агыга, — сказал Кеннакук, — а это бабушка Кайо, моя тетя, самая веселая на побережье.
— Ай! — махнула на него Кайо, она понимала по-русски и засмеялась.
Стол соорудили быстро. Миронов впервые пробовал сырую нерпичью печень, строганину из чира, жареный озерный голец ему понравился меньше. Потом печень пожарили — для гостя. Завершал трапезу олений бульон. Мясо и ребрышки были выложены отдельно. Чай предложили Миронову заваривать самому, тут понимали — на Чукотке у каждого обязательно свой рецепт заварки и обязательно самый лучший. А гость в доме — всегда хозяин, пожалуйста.
