— Хм… — промычала Мона. — Я все-таки голодна. Идем-ка вниз.
— Ой, я могла бы дерево сгрызть!
Когда они добрались до кухни, Мэри-Джейн уже выглядела вполне нормально, болтала о каждой картине и о каждом предмете обстановки, какие попадались ей на глаза. Похоже, она раньше не бывала внутри этого дома.
— Невыразимо грубо то, что мы тебя не пригласили тогда, — сказала Мона. — Я это серьезно. Мы просто не подумали об этом. Все в тот день беспокоились о Роуан.
— Да я и не ждала какого-то приглашения от кого-нибудь, — откликнулась Мэри-Джейн. — Но здесь прекрасно! Посмотреть только на эти картины на стенах!
Мона поневоле ощутила гордость за дом, за то, как Майкл заново его обставил. И тут ей пришло в голову, как приходило пятьдесят миллионов раз за прошедшую неделю, что этот дом однажды будет принадлежать ей. Похоже, он уже ей принадлежал. Но она не должна позволять себе такие мысли, потому что Роуан снова в порядке.
Но будет ли Роуан когда-нибудь по-настоящему в порядке? В голове Моны вспыхнуло воспоминание: Роуан в черном шелковом костюме, сидящая здесь, в кухне, смотрящая на нее… ее темные прямые брови и большие жесткие блестящие серые глаза…
То, что Майкл был отцом ее ребенка, что она носит под сердцем малыша, что это связывает ее с ними обоими… все это вдруг неприятно встряхнуло Мону.
Мэри-Джейн подняла одну из штор в столовой.
— Кружево, — прошептала она. — И какое тонкое, да? Здесь все самого лучшего качества.
— Думаю, так оно и есть, — согласилась Мона.
— И ты сама тоже, — продолжила Мэри-Джейн. — Ты выглядишь как какая-нибудь принцесса, вся в кружевах. Хотя мы обе в кружевах. Я их обожаю.
— Спасибо. — Мона была слегка польщена. — Но с чего бы такой красавице, как ты, замечать кого-то вроде меня?
— Не сходи с ума! — заявила Мэри-Джейн, проскакивая мимо Моны в кухню. Ее бедра грациозно покачивались, каблуки величественно постукивали. — Ты потрясающая девчонка. А я хорошенькая. Я это знаю. Но мне нравится смотреть на других симпатичных девушек. Всегда нравилось.
Они уселись за стеклянный стол. Мэри-Джейн изучила тарелки, которые поставила перед ними Эухения, и даже подняла свою и посмотрела на свет.
— Да, вот это настоящий костяной фарфор, — сказала она. — У нас такой есть в Фонтевро.
— В самом деле? Там до сих пор сохранились такие вещи?
— Милая, ты бы изумилась, узнав, что там лежит на чердаке. И серебро, и фарфор, и старые занавески, и целые коробки фотографий. Тебе бы посмотреть. На чердаке на самом деле сухо, и тепло. Там все сохранилось. Барбара Энн там постоянно жила. Ты знаешь, кто это?
