– Руки на стол, свинья эсэсовская! – почти в ухо фрицу прошипел низкорослый Селезень и повторил фразу по-немецки, благо такие простые слова он знал. – Встать… пошел.
– Пистолетик у него забери и руки свяжи, – посоветовал Матвеич, хватая со стола кусок мяса и с улыбкой глядя на подростка, – что, юнге, хвост прижал? Боязно видеть русских парашютистов? Топай, давай цу хауз, нечего тут торчать, не ровен час, палить начнем. И тихо там сиди… мышкой.
Мальчик скривил бледное лицо, созерцая, как усатый грязный дядька пальцем у губ показывает знак не шуметь, сорвался и убежал в дом. Матвеич повернулся на голос командира от забора:
– Селезень, Матвеич, пеленайте офицера и в броневик. Выставьте пост на свертке, стерегите мост. Мы до почтамта.
– Есть.
Мотоцикл заурчал и поехал дальше. Лейтенант с больной ногой сидел в люльке у пулемета, за рулем Машков, сзади него Лиза. Шишкин бегал с ведром в поисках топлива, Васюков торчал наверху бронетранспортера, уткнувшись в станковый пулемет и бдя улицу. Благо она прямолинейно уходила на восток вдоль речки и все выходы из домов были видны. Как только мотоцикл с Неупокоевым скрылся из виду, свернув к административному зданию, старшина позвал Шишкина:
– Леха, какого хрена ты носишься с пустым ведром? Плохая примета. Лучше сгоняй за пивом, умираю от жажды. Я постерегу пока улицу.
– Машина тоже жрать хочет. Ты потерпишь, а вот она нет, – проворчал рядовой, поправляя на плече автомат и скрываясь за углом ближайшего дома.
– Блин, пива найди, увалень! – крикнул вдогонку Васюков, сплюнул в сторону и заметил в окне второго этажа, за горшками с цветами лицо женщины, отдернувшей занавеску. Он подмигнул ей, поманил рукой. Та отрицательно помотала головой и пропала из виду.
– Сучка крашеная! – пробормотал старшина и достал папиросу. В одетой на бритую голову каске и в плаще поверх маскхалата он не боялся выдать себя местным.
Тем временем Матвеич выгнал из погреба трясущегося от страха хозяина дома, охапкой сжимающего три бутылки с пивом и круг копченой колбасы. Все это запихали в корзину, толстяка жестом попросили спрятаться в погреб и не высовываться оттуда целый час. Пожилой боец повернулся к Селезню, пытающемуся связать руки упиравшегося офицера, ехидно усмехнулся над стараниями мелкого товарища над крупным врагом. И тут как гром среди ясного неба раздался двойной выстрел. Матвеича отшвырнуло на копошащихся людей, разорванная на спине экипировка обнажила кровавое месиво. После дуплета из охотничьего ружья и рассеивания облачка дыма дернувшийся Селезень с матерной руганью выхватил пистолет и два раза пальнул в стрелка. Им оказался мальчик с двустволкой, сын бюргера. Подросток вскрикнул и с простреленной грудью упал возле крыльца.
