Если не считать редких пролетов высоко в небе авиации противника да рыскающих где-то недобитков русских диверсантов. Зингер не переживал за безопасность своего подразделения – жалкие остатки парашютистов, судя по всему, находились далековато отсюда, в районе Мазурских озер, рота солдат под боком, караул выставлен, смежный патруль Курта Вассера доложил по связи, что встретил Гейнца, выбирающегося из опасного района в сторону Гумбиннена.
«Не повезло же Томасу! И да и нет. Остаться живым после нападения советских диверсантов и спасти часть отряда – это заслуга и хвала, а вот теперь отчитываться перед штурмбаннфюрером Гринбергом, а еще хуже перед самим бригадефюрером Штоффе – мало приятного. Потеря личного состава, техники и позорное бегство с поля боя, тогда как должно быть наоборот… Всыплют Томасу по первое число. Возможно, лишат регалий и отправят кормить мух в Пиллау, охранять верфи нового строящегося укрепрайона. А еще хуже – сошлют в местный концлагерь стеречь всякую мразь!»
– Неси еще пива бутылку и пойду прилягу, – распорядился штурмшарфюрер, дожевывая мясо, наслаждаясь сытостью и своим явным преимуществом перед местными. По приказу Коха все население Восточной Пруссии обязано было всячески помогать солдатам вермахта и прочим военным подразделениям Германии, предоставлять ночлег, кормить, информировать и содействовать в любых возникающих вопросах. Военное положение! Тут против не попишешь.
– Слушаюсь, герр офицер! – толстяк метнулся в погреб, подросток застыл в немой позе, разглядывая обмундирование Зингера.
– Чего вылупился? Мечтаешь стать военным? – пробурчал офицер.
– Да, – скромно ответил паренек и покраснел.
– Успеешь еще. Не ровен час, фюрер призовет всю молодежь и… и пенсию на защиту Империи. Так что учись стрелять и маршировать, мальчик!
– Я… я умею. У отца ружье, мы иногда ходим на бекаса и рябчиков. Я даже…
– … Хороший мальчик! – перебил восторженно отозвавшегося подростка Зингер. – Я устал. Хочу спать. Будь добр, не мозоль глаза офицеру СС.
Только понурый мальчик кивнул, опустив руку с мухоловкой и собираясь покинуть площадку перед верандой, как вдруг внезапно дернулся, глаза его округлились, а щеки затряслись. Штурмшарфюрер одновременно увидел его реакцию на кого-то за своей спиной и услышал возню у калитки. Он не успел обернуться, хотя рука поползла уже к кобуре, как холодный ствол пистолета больно уткнулся ему в затылок, а злой голос на гнусавом наречии произнес что-то неразборчивое, явно русское. Вмиг офицер осознал, что крупно влип, остатки еды выпали из его рта, конечности задрожали, а спину пронзил ледяными иглами страх.
