Так-то оно так… Но вдруг Ковецкий говорил правду? И был прямой приказ. Хотя и незаконный, но все-таки приказ. А сам директор в махинации не участвовал? В таком случае, фельетон нужно было снять с номера, отложить, все начинать сначала.
Слишком хлопотно. Старик мог и сыграть ради друга. Играл же он Полония.
Вошла Лида, девятиклассница, работавшая летом курьером, и принесла свежую, влажную, с мажущейся краской полосу.
«Крез на Парнасе» с подзаголовком — фельетон — был разверстан высоким подвалом. Он стоял очень красиво, сразу бросался в глаза крупным заголовком и фамилией автора снизу. Ах, эта фамилия — всего семь букв, как нот в гамме. А ведь из этих семи нот создаются симфонии. «Крез на Парнасе». Сенсация воскресного номера. Разговоров на неделю в целом городе. Звонки знакомых. Поздравления. Снять сейчас этот фельетон было просто глупо. А к тому же для этого потребовалось бы пройти через весьма неприятный разговор с главным. Так, так — ставите непроверенный материал? Ну, что ж, снимем. Задержим газету. Но наперед будем знать…
Юра взял карандаш. Сейчас он подпишет — и все будет кончено. Леонид Сергеевич Ковецкий стоял у порога вполоборота к нему: плохо начинаете, молодой человек, плохо.
— Изыйди. Сгинь, нечистая сила, — сказал Юра. Собственно, видения никакого не было. Это Юра сказал так, для порядка. Он еще успокоил себя: какой актер, как сыграл!
— А потом? — спросила Майя.
— Потом, когда фельетон был напечатан, Иван Павлович слег. Тут-то все и началось. Ко мне пришли его сыновья, один инженер, которого хорошо знали в городе, другой студент. Они требовали опровержения.
Дополнительного расследования потребовали почти все актеры театра, и было точно установлено — во всей этой истории (кроме его злополучной заявки, конечно) директор не принимал никакого участия. Он даже не знал, куда пошли излишки стройматериалов.
Видимо, Ковецкий был прав. И со временем я убедился в этом. Но в том-то и дело, что опровержения газета дать не могла. Факт оставался фактом — документ, подписанный директором, излишки, которые пошли на строительство частной дачи.
Я добился того, чтобы меня пустили в больницу к Ивану Павловичу, куда он попал после тяжелого сердечного приступа.
Не забуду его лицо, когда я вошел к нему в палату…
— A-а, это вы, — сказал он, — вот вы какой. В сыновья мне годитесь. — Он закрыл глаза и проговорил: — Что же вы сделали? — И опять повторил: — Что же вы сделали? Как же теперь? Я — обыкновенный человек, — сказал он потом, — есть люди с талантом, есть удачливые, деятельные, а у меня было только одно — честное имя…
