— Нет, нет. Что ты! Вот еще что выдумал! — воспротивилась Глафира Семеновна.
— Да отчего же? Ослы ведь бегут тихо. Они не то что лошади. Да кроме того, их под уздцы ослиные извозчики ведут. Опасности, ей-ей, никакой.
— Боюсь, боюсь.
— Бояться, душечка, тут нечего. Ты видела, когда давеча англичанка ехала? Самым спокойным манером. Да еще какая англичанка-то! Восьмипудовая и вот с каким брюхом!.. Доехали бы до выхода, а там взяли бы колясочку и велели бы извозчику везти нас в самый лучший ресторан. Чего тут?.. А вечером в театр.
— Да, право, Николай Иваныч, я верхом никогда не езжала.
— Да ведь это осел, а не лошадь, — уговаривал Николай Иванович жену. — Вон даже маленькие девочки ездят. Ну, смотри, как маленькая девочка хорошо едет, — указал он на нарядно одетую всадницу лет двенадцати, в коротеньком платьице и черных чулках. — А завтра на выставку уж не поехали бы, а отправились бы по магазинам покупать для тебя парижские наряды. Как магазин-то хороший называется, который тебе рекомендовали?
— Магазин «Де Лувр».
— Ну вот, вот… А только сейчас уж проедемся на ослах. Пожалуйста, проедемся. Знаешь, для чего я прошу? Мне хочется похвастаться перед Скалкиными. Сегодня вечером и написал бы им письмо, что ездили мы на ослах с диким арабским проводником, который пел арабские песни, что осел взбесился, закусил удила и помчался прямо по направлению к бушующей реке, — еще момент, и ты бы погибла в волнах, но я бросился за тобой и на краю пропасти остановил рассвирепевшего осла…
— Схватив его за хвост? — перебила мужа Глафира Семеновна.
— Зачем же за хвост? Схватил его под уздцы. С опасностью для своей жизни схватил под уздцы.
— Ах, Николай Иваныч, как ты любишь врать! И что это у тебя за манера!
— Не врать, душечка, а просто это для прикраски.
— Да, пожалуй, поедем. А только ведь никакого удовольствия.
— Ну как никакого! Эй, ослятник! Балахонник! — крикнул Николай Иванович приютившегося около стены погонщика с ослом, но тот не понял зова и не пошевельнулся.
— Постой, постой, — остановила Глафира Семеновна мужа. — Право, я боюсь ехать, — сказала она. — То есть боюсь не осла, а черномазого ослятника. Ну вдруг он начнет хвататься? Уж ежели давеча меня один схватил, когда я и на осла-то не садилась… Ужасные они нахалы.
— А зонтик-то у меня на что? Зонтик об него обломаю, ежели что… Да, наконец, и городовой, и публика. Эй, ослятник! Осел! — опять крикнул Николай Иванович и спросил жену: — Как осел по-французски?
