— Да уж, должно быть, так надо по-арабски, — заметила Глафира Семеновна. — Пей…
— Не могу я пить такую дрянь. Это переварки кофейные какие-то! В арабском ресторане да вдруг пить переварки! Половой! Гарсон! Или араб! Как тебя? Поди сюда! Вене зиси.
Араб подходил опять, со стеклянным кальяном на этот раз, и снова с поклоном, бережно поставил его у ног Николая Ивановича, протягивая ему в руки гибкую трубку.
— Фу-ты, пропасть! Трубку принес… Кальян турецкий принес и заставляет курить, — улыбнулся Николай Иванович, взяв в руки трубку кальяна.
— Кури, кури. Ведь папиросы же куришь, — ободряла Глафира Семеновна.
Николай Иванович затянулся из кальяна, выпустил дым и проговорил:
— Совсем я теперь на манер того турка, что у нас в Петербурге в табачных лавочках рисуют. Только стоит ноги под себя поджать.
— Да вон на диване у стены курит один в красной феске, поджав под себя ноги. Видишь, одет так же, как и ты, в пиджаке, а только феска красная. Пересаживайся на диван и поджимай под себя ноги.
— Выдумай еще что-нибудь. Араб! Мосье араб! Коньяк есть? By заве коньяк? — быстро спросил араба Николай Иванович.
— Послушай! Я не дам тебе пить коньяк! — возвысила голос Глафира Семеновна.
— Только рюмочку, Глаша, маленькую рюмочку. Коньяк ву заве?
— Коньяк? Уй, уй… — закивал араб.
— Так апорте эн вер… Только одну рюмку, Глаша. Я вот в эту воду вылью и выпью. Пить хочется, а голой воды не могу пить.
— Свинья! Своего слова не держишь.
Араб принес графинчик коньяку и рюмку. Николай Иванович, однако, рюмкой не стал отмеривать коньяк, а бухнул в стакан с водой прямо из графинчика, взглянул на жену, улыбнулся и пробормотал:
— Ух, ошибся! А все оттого, что под руку говоришь.
Воду с коньяком он выпил залпом и стал рассчитываться с арабом. За все взяли три франка.
В голове Николая Ивановича приятно шумело. Он повеселел. Коньяк сделал свое дело. Глафира Семеновна была насупившись и молчала. Они вышли из кофейни.
Вечерело. Над Парижем спускались уже сумерки, когда супруги обошли ряд восточных построек, составляющих улицу. Пора было помышлять и об обеде.
— Я есть хочу. Ты хочешь кушать, Глаша? — спросил жену Николай Иванович.
— Еще бы не хотеть! Даже очень хочу. Целый день на ногах, целый день слоняемся по выставке, да чтобы не захотеть! Только не будем обедать на выставке, а пообедаем где-нибудь в городе. Мало ли там ресторанов.
— Ну ладно. А теперь на загладку прокатимся на ослах, да и велим вывезти нас прямо к выходу.
