Они двигались, когда двигался он, и были частицами его воли. Он напомнил Эллери мифических полубогов, заставив его безмолвно извиниться перед Говардом за то, что десять лет назад откровенно забавлялся, разглядывая скульптуры в его парижской студии. Говард не романтизировал отца, высекая резцом из камня фигуру Зевса по образу и подобию старшего Ван Хорна. Он делал это бессознательно и создавал вместо нового изображения знакомый портрет. Интересно, не свойственны ли Дидриху пороки богов, заодно с их добродетелями, мелькнуло в голове у Эллери. Но если у него имелись пороки, то уж никак не тривиальные. Этот человек был выше любых мелочных пристрастий. Должно быть, он справедлив, логичен и непоколебим.
Салли оказалась права и еще в одном отношении: возраст применительно к нему ничего не значил. Наверное, Ван Хорну уже перевалило за шестьдесят, решил Эллери, но он чем-то походил на индейца: вы чувствовали, что его жесткие, черные волосы никогда не поседеют и не поредеют, а сам он не согнется и не станет спотыкаться на каждом шагу. Он всегда будет держаться прямо, выглядеть сильным и неподвластным времени. И умрет, лишь столкнувшись с какой-то иной стихийной силой вроде молнии.
Они беседовали о новом романе Эллери, что, конечно, было лестно его автору, но не сулило никаких открытий. Так что при первом удобном случае Эллери завел разговор на другую тему:
— Да, кстати, Говард рассказал мне о своих приступах амнезии и о том, как они выбивают его из колеи. Лично я не считаю их столь серьезными, но хочу узнать у вас, мистер Ван Хорн, в чем, по-вашему, их причина.
— Я бы и сам желал узнать. — Дидрих положил свою огромную лапу сыну на колени. — Но с этим парнем тяжело иметь дело, мистер Квин.
— Ты имеешь в виду, что я похож на тебя, — откликнулся Говард.
Дидрих улыбнулся.
— Я уже говорила Эллери, что он не идет на контакт с врачами, — пояснила супругу Салли.
— Будь он немного моложе, я бы его хорошенько вымазал дегтем, — пробурчал Ван Хорн. — Дорогая, по-моему, мистер Квин проголодался. Да и я тоже голоден. У нас готов обед.
— Да, Дидс. Я ждала Уолферта.
— Разве я тебе не сказал? Прости, дорогая. Уолф сегодня задержится. И нам незачем его ждать.
Салли торопливо извинилась, а Дидрих повернулся к Эллери:
— У моего брата есть одна скверная холостяцкая привычка. Он никогда не думает о чувствах кухарки.
— Не говоря уже о семье, — заметил Говард.
— Говард не в ладах со своим дядей, да и тот платит ему взаимностью, — хмыкнул Дидрих. — Я не раз доказывал сыну, что он не понимает Уолферта. Мой брат — консерватор по натуре.
