– Забудь об этом! Мне просто всегда его было жалко. Что я могла сделать? Он ходил за мной по пятам. Он не давал мне прохода. Ты это видела! – голос Гели дрогнул, и она прижала сжатые кулаки к высокой груди.
– Ты перепутала, Геля! Я – не Нюмчик! Передо мной не надо плакать и каяться, – презрительно засмеялась Рут и пошла, не оглядываясь.
А поздним вечером того же дня пришел взволнованный Купник.
Они о чём-то долго шептались с Бером. Уходя, Купник кивнул Рут:
– Сапожники нашего города просили передать вашему сыну, что они рады бы молится за его здравие, да только не знают какому Богу.
Он ведь у вас, кажется, русский? – лицо Купника сморщилось в злобной ухмылке.
После его ухода Бер, не говоря ни слова, начал лихорадочно собирать в чемодан обрезки кожи и заготовки.
– Приготовь мне деньги и бельё, – отрывисто приказал он.
– Куда собрался? – бросилась она к мужу, но он, поведя плечом, резко отстранился от неё, – неужели поверил, что Нюмчик – доносчик? Это же наш сын!
– Женщина, – прохрипел Бер, – ты прожила жизнь зря. Ты не знаешь, на что способны люди, когда спасают свою шкуру. Эта власть поймала твоего сына на крючок и затребовала его душу, – в дверях он кивнул на мешок с сапожным скарбом, – вынеси на базар. Продай. Мне больше не понадобится. Я своё отработал. И чтоб дома не было лишней копейки. Спрячь деньги у Мирки.
Домой Бер вернулся через несколько дней – похудевший, осунувшийся. Казалось та пружина жизни, глубоко спрятанная в его натуре, внезапно сломалась, а вместе с ней надломился и сам Бер.
Он как-то быстро и заметно начал стареть. Лето прожил словно неприкаянный: вставая чуть ли не на рассвете, тотчас уходил из дома и возвращался лишь к вечеру, когда южная, темная, как загустевшие чернила, ночь, опускалась на город.
– Где ты ходишь целыми днями ? – однажды упрекнула его Рут.
Он исподлобья посмотрел на неё:
– Хочу научиться жить беззаботно как граф Потоцкий. Гуляю, смотрю, как другие люди живут…
Внезапно выкрикнул с раздражением:
– Спроси, тебе весело, Бер?
Рут послышались в его голосе слёзы. Она потянулась, было, к нему. Но он, резко оттолкнув её, лёг на кушетку и повернулся лицом к стене.
Однажды днём, когда Бера не было дома, прибежала Тойба. Пылая искрами веснушек, закричала:
– Мама! Я видела сегодня горбуна! Он ходит по базару и просит милостыню!
Это было время реабилитаций и амнистий. И потому Рут с показным безразличием пожала плечами:
– Ну и что? Сейчас многие возвращаются!
