А ослы разгребай за ними.
Я ударил заржавленным ломом
По слоистому камню на дне…
Е, е, е-е-е! Цоб-цобэ!
Во-во, подумал я.
Загляните в любую песочницу. Уже в три года дети делятся на тех, кто, высунув от сосредоточенного напряжения язык, печёт куличи, и тех, кто с хохотом их топчет. Из первых вырастают творцы, созидатели, строители и другая рабочая скотина. А из вторых… Из вторых много кто вырастает. Тут, наверное, могло бы поправить дело то, о чём мы так славно пофилософствовали давеча с сыном: осуждение со стороны окружающих. Поэтому, взрослея, эти вторые стараются собраться замкнутой кастой, наперебой одобряют и хвалят друг друга, а всех, кто их осуждает, что было сил полагают злобными, агрессивными недоумками.
Погоня-а-ая чужого осла!
Ай-яй-яй-я-я!
Хоп, хоп, хоп, хоп!
Именно что чужого, подумал я.
Песня кончилась.
Танцующие замерли, явно в нетерпеливом ожидании, когда грянет снова и можно будет снова. Только вот Надежда как-то затрепыхалась у Серёжки в руках. И тут запели арфы и флейты, а потом сладкий, как патока, тенор полил в зал тягучую сахарозу:
За фабричной заставой,
Где закаты в дыму,
Жил парнишка кудрявый,
Лет семнадцать ему…
Ударник со всей дури влупил по барабанам так, будто конный взвод галопом проскакал по деревянному мосту; истошно взвыли усиленные электричеством гитары, и смиренное сладкоголосье смёл бандитский хриплый баритон:
Когда я был мальчишкой
Носил я брюки клёш,
Соломенную шляпу,
В кармане финский нож…
И вновь в потрясённые уши потекли едва слышные после акустического удара райские арфы и ангельские голоса.
Перед девушкой верной
Был он тих и несмел.
Ей любви своей первой
Объяснить не умел.
И она не успела
Даже слово сказать –
За рабочее дело
Он ушёл воевать…
Опять взревел тяжёлый металл.
Я мать свою зарезал,
Отца свово прибил,
Сестрёнку-гимназистку
В колодце утопил!
Как кастраты из папской капеллы, хрустально зазвенели бесплотные ангелы:
«…Умираю, но скоро
Наше солнце взойдёт»…
Шёл парнишке в ту пору
Восемнадцатый год…
И снова хрипло отыгрались потные волосатые бесы:
Сижу я за решёткой
И думаю о том,
Как дядю-часового
Пристукнуть кирпичом!
Коллаж был элементарен, на том и строился эффект – и всё же что-то угадывалось в нём не простое, но глубинное, даже общечеловеческое: вечная потуга опошлить идеал реальностью, желанное – сущим, мечту – явью. Если поверять одно другим, сравнивать их по убедительности, идеал всегда окажется в дураках. Беспроигрышная позиция, наверняка за умного сойдёшь, за честного, не желающего жить в розовых очках. Ломай себе слоистые скалы…
