— Каждый куст, каждое дерево знаю, а этого дуба не припоминаю. Ишь, что война делает с людьми — глаза дымом заволокла, уши к выстрелам приучила, — не услышали, как водопад заглох, не заметили, как дуб вырос. Да, изуродовала война души, покалечила.
Бомба, разорившая в истоках реки родник, разбросала водяные жилы по обе стороны водораздела. С тех пор Билзауните, что некогда бежала по перекатам, тонкой струйкой вяло пробиралась по старому руслу.
Билзаунскому мудрецу было чему удивляться. Аншлав звал Тину проведать прижившийся дубок. Она шла. Но однажды вечером у деревца, которое глядело на них, как проснувшийся ребенок после хорошего сна, начала всхлипывать. Плакала долго и безутешно. Будто одна должна была выплакаться за всех несчастных на свете.
После этого раза Аншлав больше не уговаривал ее приходить к дубку. Они встречались в доме Наманисов после вечерней дойки, когда мать Тины и чета Билертов уже спали.
Тридцать четыре вечера Аншлав забывался, пьянел.
Тридцать четыре вечера долго с наслаждением пил воду у колодца.
Утром тридцать пятого дня началось наступление на бандитское логово в лесу. В бою участвовал и парторг. От тех, кого взяли живьем, удалось выяснить, что руководил бандой Конрад Наманис, который жил у себя дома и оттуда отдавал распоряжения. В сарае под сеновалом прятались еще трое самых близких его подручников. Бандиты чувствовали себя в безопасности. Кому в голову придет искать их там, где каждый день бывает волостной парторг?
По вечерам Конрад прятался в колодце, где была устроена нора.
Наманиса и тех троих взяли живьем.
Конрада спросили:
— Почему вы не убили Аншлава?
— Ну, только не потому, что он спас меня от Сибири. Аншлав нам нужен был живой — он неплохо нас охранял.
— Как вы могли терпеть, что к вашей жене приходит другой?
— А за час до его прихода я спал с ней.
Тине тоже задавали много разных вопросов. Она на все отвечала одинаково:
— Иначе бы он застрелил меня.
Аншлава за связь с женой бандитского вожака исключили из партии.
Бывший фронтовик стал пахать, женился, выучился на тракториста. Потом его снова приняли в партию.
* * *
В письме, адресованном секретарю парторганизации восьмидесятых годов, Аншлав писал:
«Наверное, на собрании спросят, почему Аншлав сам не спилил дуб? Я не могу вам ответить. Но и промолчать не имею права. Разве может зеленеть дерево, которое растет как памятник продажной любви? Мне не нужно памятника на могиле, но мне нужна память без лицемерия и вранья. Рассчитывать на нее я могу, только если сам не оставлю за собой ложь. Не знаю, получал ли кто партийное взыскание после смерти. Награды, знаю, получали. Но если заслужил, наказывайте. Только дуб тот спилите. Тогда действительно земля станет пухом».
