— Как вы считаете, мистер Пэлем, что будет, если студент, окончивший лишь один курс обучения в медицинском институте, возьмётся делать сложную хирургическую операцию? Чем она, по-вашему, кончится?
Ник неуверенно ответил:
— Нормальный студент бы побоялся лезть во внутренности пациента, если он не знает толком, что с ними делать.
— А если он ничего не боится и искренне верит, что знает всё и даже больше своих наставников?
— Если не случится чуда, он просто-напросто зарежет человека.
— Вот именно, мистер Пэлем. Так почему же вы считаете, что людские души менее хрупки, нежели тела?
И Ник призадумался. Он не был особо подкован в вопросах веры, чтобы устроить диспут на равных. Да даже если бы и был, с семисот семидесятилетним альваром этого бы и так не получилось. Однако Ник тут же вспомнил о своей тётушке Джесс Сессил, обладающей отменным здоровьем, но всё время расстраивающейся по всяким пустякам. «Оно нарушило мое душевное равновесие» — постоянно говорила тётя Джесс, когда на неё наваливалась чёрная меланхолия. А случалось это по нескольку раз в месяц. Тут-то невольно задумаешься, что легче вылечить — депрессию или аппендицит. Последний хотя бы можно вырезать, а депрессию из головы не вынешь.
— То есть, формально Игнатий Лойола был еретиком? — решил уточнить Ник. — А как же тогда он стал святым?
— А вы верите, что действительно стал? — задал ему встречный вопрос отец Матео.
Ник даже растерялся, не зная, что и ответить монаху. Из них двоих только Мурсиа был католиком.
— А вы, значит, не верите? — чуть ли не с укором вопросил Ник.
— Я уже давно не молод, мистер Пэлем, вся моя жизнь наполнена верой, но верой в Единого Бога, а не в Лойолу. А ещё я знаю, что собой представляет созданная им чёрная гвардия Ватикана и для чего она была создана.
— И для чего же?
— Для такой обыденной вещи как политика, мистер Пэлем. Тогда шел 1540 год, самый разгар Реформации, а орден иезуитов стал для папы инструментом теологической борьбы с ересью протестантизма. С тех пор прошло уже 427 лет и сейчас в мире живет около семисот миллионов человек, кто называет себя протестантами. Так что судите сами, насколько успешно иезуиты отрабатывали свой хлеб. Хотя, как христианин я не вправе никого осуждать.
— Как же вы тогда работали в Инквизиции? — решил поймать его на слове Ник.
— Я был всего лишь квалификатором, а не инквизитором.
— И что это значит?
— Выражаясь современным языком, я был экспертом в области права, а не прокурором, и, тем более, не был судьей.
