— И скольких после вашего экспертного заключения отправили на костер? — Ник тут же пожалел, что спросил это, ибо вслух вопрос прозвучал очень грубо.
— За десять лет службы только одного, — без тени обиды ответил Мурсиа.
— Всего?
— Вам мало? — поддел он Ника.
— Да нет, — растеряно произнёс тот, — просто думал, что вы скажете про пятьдесят или сто человек.
— Стольких заподозренных в ереси я опрашивал в год.
— И что с ними было потом, после вас?
— Они каялись и отрекались от ереси.
— А потом?
— Потом возвращались домой и жили как раньше. Вам дико это слышать, мистер Пэлем, или вы думаете, я вас обманываю?
— Нет, что вы, — поспешил заверить его Ник, — просто это не совсем то, что мне приходилось читать и слышать об Инквизиции.
— Разумеется не то. История, знаете ли, делится на подлинную и ту, что описана в учебниках. А та, что описана в учебниках, расщепляется на множество других историй, на любой вкус, так сказать.
— То есть, всё было не так как в книгах, — заключил Ник.
— Видимо, вы ожидали услышать от меня что-то об охоте на ведьм…
— Если честно, да.
— Тогда спешу вас разочаровать. На ведьм охотились протестанты, а не католики. Особенно в вашей старой доброй Англии. Это у вас несчастных женщин сдавали властям за вознаграждение, а после вешали или топили.
Тут Пэлем не мог не заступиться за честь страны.
— Можно подумать, испанская Инквизиция была образцом человеколюбия.
— Покаяние, мистер Пэлем, вот и всё, что было нужно для свободы. Ни пытки, ни штрафы, только раскайся в грехе и никто не тронет тебя и пальцем.
— Вот так просто? Извиниться, сказать, что заблуждался и никакого костра?
— Игнатий Лойола так и сделал, — ответил бывший квалификатор, хитро улыбнувшись.
— Жалеете, что тогда ему поверили?
Мурсиа пожал плечами и ничего не ответил.
— А тот единственный ваш подследственный, которого отправили на костер, что же, не захотел каяться? Даже для вида?
Мурсиа еле слышно вздохнул. Видимо ему до сих пор было неприятно вспоминать о том человеке и его участи:
— Он искренне верил в то, что считал правдой и не захотел отрекаться от ереси, ни искренне, ни для вида, как бы я его об этом не просил и не уговаривал.
— Так вы просили его солгать перед судом? — поразился Ник.
— Я знал немало закоренелых грешников, которые к концу жизни всем сердцем отрекались от зла и начинали вести жизнь праведников. Я верю в искупляющую силу покаяния, и верю, что прийти к нему никогда не поздно, главное только прийти. Но… полагаю, вы тоже не считаете абсолютно все законы своего королевства справедливыми и мягкими. К тому же тот человек помимо ереси обвинялся и в убийстве посредством яда. К смерти его приговорил светский суд, так как церковный не имел на это право.
