— Вы же не предлагали мне денег, так что, очевидно, да.
— Конечно, Фортвудс будет вам платить ежемесячное пособие, — поспешил заверить его Ник, — небольшое, но регулярное. А когда вы устроитесь на постоянную работу в Ватикан, думаю, финансовых проблем у вас не будет.
— Деньги меня мало интересуют, — холодно ответил отец Матео.
— Правда? — с лёгкой ноткой недоверия произнёс Ник.
— Обет нестяжательства, мистер Пэлем.
— Ну да, — закивал тот, — конечно. А какие ещё обеты дают монахи?
Матео Мурсиа, видимо, такому вопросу даже не удивился и тут же ответил, не сводя с собеседника немигающих черных глаз, словно гипнотизировал его.
— Обет целомудрия и обет послушания. Иезуиты дают ещё и обет послушания папе. Но я не иезуит.
— Помню. Вы говорили, что недолюбливаете их. А почему?
— Ещё сто лет назад их не любила вся прогрессивная общественность Европы, не только я.
— Так почему?
— В былые годы говорили, что иезуиты убивали королей, посредством интриг и подкупа назначали министров, шпионили за всем и каждым, и учредили масонские ложи, чтобы поработить мир.
— Вот это да, — только и смог произнесли Ник.
— Разумеется, всё это фантазии, — тут же произнёс священник. — После революции в среде французских антиклерикалов их возникало немало. Сначала заговор иезуитов, потом евреев, потом масонов — и всё по одному сценарию. Так что если когда-нибудь услышите, что иезуиты управляют жизнью целых государств, не верьте, Церкви тяжело даже мечтать о таком.
Обдумав услышанное, Ник возразил:
— Но не на пустом же месте берутся всякие сплетни. Вот вы тоже недолюбливаете иезуитов, значит, есть за что.
Немного помолчав и посверлив Пэлема тяжелым взглядом, Мурсиа всё же ответил:
— Мое мнение об иезуитах сложилось ещё в пору, когда я познакомился с основателем их ордена Игнатием Лойолой, ныне святым Игнатием.
— Правда? — по-детски наивно удивился Ник, — а расскажите.
И Мурсиа поведал:
— Когда Лойола учился в университете Алькалы, по моему письменному заключению инквизитор приговорил его к сорока двум дням тюрьмы и покаянию.
Ник пораженно захлопал глазами. Видимо, эта его реакция весьма позабавила Мурсиа, ибо на лице альвара появилась лёгкая тень улыбки.
— Так вы его засудили? А как же так? А за что?
— За то, что проповедовал среди горожан, не имея священнического сана.
— И за это тогда давали сорок два дня тюрьмы? — Ник невольно поёжился, представив в красках все прелести казематов испанской Инквизиции. Ещё больше ему стало не по себе от понимания, что современник тех людоедских времен сидит напротив и как-то хищно на него смотрит.
