— О, Роза, как ты могла?! — промычал он сквозь пальцы.
— Опять мы за старое! Кстати, как, вы говорите, вас зовут?
Он глупо разинул рот. Так прошла минута.
— Вот умора-то, ну ладно, будет хотя бы, о чем с матушкой посмеяться, — сказала она.
— Как бы не так.
— Послушайте, это уж слишком. Вон отсюда, и наше вам спасибо. Что вы, вообще, командуете? И какое вам дело, смеяться мне с мамой или нет?
— Мне пришла одна мысль — вам можно.
Он и правда, подумал, что обе эти страдающие потерей памяти мать с дочерью могут с очень высокой долей вероятности смеяться, аж до колик в боку.
— Ну, благодарствуем! А теперь сделайте милость, проваливайте к чертям собачьим. Конечно, у нас все для фронта, все для победы, была бы только воля, но всему есть предел и нянчиться с незнакомцами, простите, не по моей части.
Он, словно жалкий пес, поник головой.
— Знаете, вам нужно здоровое питание. Вот идите в армию. Две-три недели солдатского пайка и станете как новенький.
— Но я демобилизован. У меня отняли ногу. Я не писал тебе?
Мисс Витмор хотела ответить, но, опустив взгляд, увидела, где ткань на его ноге проседала глубокой складкой, как будто над пустотой. И озадаченно нахмурилась.
— Меня выпустили в июне, — сказал он.
— Выходит, вы из плена?
Он молчал.
— Вернулись, значит. Тогда понятно. Представляю, каково вам! А давайте, будем считать, что ничего не произошло. Ну обознались, с кем не бывает? Кстати, вы не первый и не последний. Меня часто с кем-то путают, и вполне уважаемые люди — подходят на улице и заговаривают. И ничего, потом не обижаются. А вы? Что же вы так убиваетесь? Видели бы вы себя. Я и дверь закрыла, чтобы соседей не пугать. Давайте-ка, собирайтесь духом и ступайте себе с богом.
— Они называли тебя Розой?
Она, опустив голову, молчала и чувствовала на себе его взгляд, полный отчаяния. И боялась смотреть ему в глаза, сказать слово, поскольку все, на самом деле, так и было.
— Меня прислал твой отец, Роза.
Она молчала.
— Мистер Грант, Роза.
Она резко отвернулась, спрятала лицо.
— Роза? Ты ведь не будешь отрицать, что он твой отец?
— Ладно, скажите, как вас зовут.
— Чарли Саммерс, — с готовностью ответил он.
— Впервые о таком слышу, — она повернулась к нему. И он увидел на ее лице то, что никогда, насколько знал, не водилось за Розой, — стыд.
Вдруг лицо ее исказилось злостью, чистой, неподдельной злостью. И он понял, что она не опустится до лжи.
— Что? Вы приходите в мой дом, ломаете эту грязную комедию, притворяетесь, что падаете в обморок! — топнула ногой. — И смеете при мне произносить это имя? — с яростью и чем-то еще, чего он пока не мог понять, выкрикнула она. — Нет, вы не мужчина, настоящий мужчина не способен на такую низость! Да как у вас язык поворачивается произносить это имя? Что мне до него? Кто он мне? Что я получила от него в этой жизни, от мистера Гранта? — и разрыдалась, пряча глаза, нос, рот — все разом — в какой-то игрушечный носовой платок, которого хватало разве что утереть слезинку.
