— Так-то оно лучше, — сказала она. — Пейте и уходите. Господи! — он уронил чашку. Он так и знал. — Ну вот, смотрите, что вы натворили, — она выбежала за полотенцем. — Возьмите, — бросила она. Он промокнул брюки. — А как же мои чехлы? — он, шатаясь, встал и принялся покорно вытирать обивку.
— Роза, — простонал он.
— Какая еще роза?
И тут его осенило: ну конечно, она, как и мать, совсем потеряла память. Значит, торопиться не стоит, — решил он и вернулся к тряпке.
— Вот, кажется, все. Простите, мне очень стыдно.
— Ну что мне с вами делать? — почти улыбаясь. Весь чай, в конце концов, остался на костюме.
— Я ужасный разиня, — протянул он с видом провинившейся собаки, так что сердце ее обязано было сжалиться.
— Кажется, еще осталось в чайнике, — и, видимо, не желая показать свои чувства, удалилась на кухню.
Он опустился в кресло. Вскоре она вернулась с новым чаем, но на этот раз без блюдца.
— Я непременно достану замену.
Она не сразу сообразила. Слово вылетело у него случайно, это был инженерный жаргон. Но поняв, что он не шутит и всерьез собирается купить новую чашку с блюдцем, топнула ногой.
— Только этого не хватало! Уверена, что не буду рада видеть вас снова. Не то войдет у вас в привычку, знаю я вас. Я бы и сейчас не пустила, просто ненароком узнала, что мистер Мидлвич сегодня дома, он живет тут у меня напротив.
— Мидлвич?! — он ужаснулся.
— Опять начинается…
— Мидлвич?? — и растерялся.
— Слушайте, что вы у меня выпытываете? Имена жильцов? И на что вам далась наша развалюха? Или надеетесь, вам тут выпадет дважды?
— Выпадет? Мне?!
— По пайке в руки. В стране дефицит.
— Да, черт возьми, — чуть не хохоча от этого безумия.
— Да, что-что, а хорошие чашки нынче редкость. Но я, чтоб вы знали, не принимаю подарков от незнакомых мужчин, так-то.
Как она может так невозмутимо, так прямо нести в глаза этот бред? Камень, камень, а не женщина, лед. Он подозрительно сощурился.
— Значит, Мидлвич. Не тот ли, что из СЭГС?
— Знаете, что: допивайте-ка свой чай и будьте здоровы.
— Только когда ответишь: он?
Она сжала рот. Наступила долгая пауза, ни один мускул не дрогнул на ее лице. Чудовищное самообладание, он не верил своим глазам.
— Слушайте, ну почем мне знать? — не выдержала она.
Значит, в яблочко, решил он, пошла на попятную. Он аккуратно, чтобы не разбить, вернул чашку на стол. Дрожь почти угомонилась. Мидлвич — это замечательно.
— Ну, неужели ты меня совсем не помнишь?! — взмолился он.
— Опять двадцать пять!
