Таня достала из встроенного шкафа полотенце и закрылась в ванной. Вымыв голову и наскоро высушив феном (и зачем фен Максиму с его лысеющей головой?!), она нанесла тушь на ресницы. Вернувшись в спальню, натянула на себя новые темно-синие брюки с продольной яркой полоской, заправила под ремень блузку с воротником-жабо и воланами на рукавах — вчерашние покупки. Взглянув в зеркало на створке шкафа, она осталась довольна собой. Два мазка губной помадой — и губы пламенем вспыхнули на бледном лице.
— Я готова, — сказала она, останавливаясь около стеклянного столика.
Виталий Михайлович поднял голову и, не мигая, долго смотрел на нее. «Взгляд удава», — определила Таня, чувствуя, как опять холодок пробежал по спине.
— Ну ты даешь, — ухмыльнулся он.
— Я всего-то задержалась на пять минут… Ну на десять, — сказала она, посмотрев на часы.
— И как вы умудряетесь? — покачал головой Виталий Михайлович. — Только что разговаривал с Гаврошем, раз — и передо мной чуть ли не вамп.
— Нравится? — Таня улыбнулась.
— Да. Ты кого-то мне напоминаешь…
Он на секунду задумался, и у Тани упало сердце.
— Жену Максима…
— Да нет, — махнул рукой Виталий Михайлович. — И это хорошо. И все же… На кого ж ты похожа?.. Ба! Вспомнил. — Он радостно потер руки. — На Настасью Кински! Не копия, конечно, но что-то есть. — Наклонив голову, он плотно сжал губы, словно проверяя свою догадку. — Тот же разрез глаз, брови… кожа у тебя хорошая… Носик, правда, подкачал, зато губы красивые…
— А кто она, эта Настасья? — спросила Таня, преодолевая смущение.
— Актриса. Играла у Кончаловского в «Любовниках Марии», потом в фильме «Люди-кошки». Точно! Есть в тебе что-то кошачье. Ну ладно, кыса-мурыса, — сказал он, вставая, — пойдем.
Они вышли из лифта на пятом этаже больницы. И в холле, заставленном кадками с комнатными растениями, увидели Максима. Он сидел к ним спиной. Напротив него, опершись локтями на столешницу, расположился здоровяк, с трудом примостившийся на клеенчатом сиденье колченогого стула. Они играли в шахматы.
— Привет гроссмейстерам! — сказал Виталий Михайлович, подходя к ним.
Таня остановилась поодаль.
— А, привет, — ответил Максим и бегло пожал протянутую руку. — Мы скоро, присядь. — Махнув куда-то в сторону, он снова сосредоточился на партии.
— Решающий ход, — пояснил толстяк. — Пан или пропал.
Виталий Михайлович покосился на накрытый дешевым покрывалом диван и остался стоять.
— Я — вот так, — сказал Максим и сделал ход черным конем. В его глазах зажглись лукавые огоньки.
