— Тогда так тому и быть. Этот узел нужно развязать сейчас, в любом случае, — ответил Тадеуш, — Дальше будет только хуже.
— Хм, ясно. А вторая вещь?
— Я… вызову на дуэль Эльзу фон Лейденбергер, мою подругу детства. Это будет бой до смерти. Я убью ее… или она меня.
— Ого! А это точно не святой отец промыл тебе мозги?
— Нет, — Тадеуш даже улыбнулся, — Я сам решил. Я убью ее, потому что между нами не может быть мира. Вражда между нами смертельна. Это правда, остальное — ложь. Но я не могу ей лгать! Я ее друг. Что ты так глядишь на меня?
— Мне казалось, жар у тебя прошел, но теперь я не уверен. Ты ее друг, поэтому ты ее убьешь. Подожди, мне надо повторить это себе несколько раз.
— Это безумно звучит, но так и есть. Главное — не потерять эту мысль до дуэли. А остальным… я скажу завтра утром, когда все соберутся.
* * *
Выслушав сына, Лодзянский про себя отметил, что поступил правильно. В рассуждениях Тадеуша, на его взгляд, наметился прогресс, — но если бы тот и впрямь сделал по-своему, до добра бы это не довело. Примирение «инквизиции» не было нужно. Признание командира Ковалевского в связях с дьяволом станет для них настоящим подарком. Это будет сигналом к началу резни, поэтому очень хорошо, что операция Лодзянского случится раньше.
…Утром двадцать седьмого октября, когда настало время общего сбора, Тадеуш ничего не успел сказать. В лагерь ворвалось человек двадцать — все в черных робах с капюшонами, закрывающими лица, как было принято среди самых непримиримых сторонников «инквизиции». Они взяли присутствующих под прицел — и с ними была девушка! Ее втащили на цепи за руки — расхристанную и безумную. Но в лагере ее тут же узнали.
— Грета! Это же Грета Крайн!
— Это ведьма! — возгласил один из «инквизиторов», — И сейчас мы завершим то, что не доделали! Мы дадим пример искупления!
Как по команде, двое, что держали Грету Крайн, разошлись в разные стороны, растягивая ее за руки на цепях. «Ведьму» облили бензином, и «инквизитор» затянул: «Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают…»
Факел полетел к ногам девушки — и она сама обратилась в факел, заходясь в долгом вопле. В толпе поднялись крики: на собрании присутствовали и те, кто крови никогда не нюхал, а просто помогал повстанцам в лагере. И тут раздалось:
— Смерть мракобесам!
Откуда ни возьмись, выскакивали люди Лодзянского, устремлялись за отступающими «инквизиторами», что, бросив все, скрылись в ближайшем коридоре. Но в погоню ушли не все. Милош вышел в центр зала:
