— Ни о чем. Просто Зузка рассказывала мне о школе, — уклончиво ответил Лацо.
— Об отце смотри никому не говори. Славы тебе это не прибавит, а нам может повредить… Ешь досыта и ложись. Утром я тебя разбужу и отведу в школу. Если там потребуют, чтобы пришел отец, скажем, будто он в больнице. Ну, спокойной ночи.
— Спокойной ночи, тетя.
Лацо остался в кухне один. Ему не хотелось есть. У окна стояла постланная складная кровать. Он разделся, погасил свет и скользнул под одеяло.
Ему вспомнился родной дом, и стало грустно. Мама, наверно, уже уложила Ферко, сидит теперь у его постели и, может быть, думает о нем, о Лацо. Нет, пожалуй, она думает об отце: как он себя чувствует, не бьют ли его. А может, беспокоится о Якубе: здоров ли, не холодно ли ему. Да, конечно, о Лацо она не думает — ведь он у тети, здесь его никто не обидит…
Лацо заново пережил весь этот шумный первый день, проведенный вдали от родных. Большой город, о котором он так много слышал, показался ему совсем чужим. Вот тетя и дядя, до чего же они боятся, чтобы им не попало из-за Лацо! А Зузка, наверно, хороший товарищ. И родилась в Советском Союзе! Об этой стране Лацо уже слышал. Как-то вечером Якуб читал вслух газету отцу с матерью; Лацо тоже к ним подсел и старался не упустить ни слова, хотя многое тогда осталось для него непонятным.
— В Советском Союзе рождается новая жизнь, и люди там совсем другие, чем у нас, — объяснял Якуб. — Подумать только — ведь всюду на земле могло быть так же чудесно… Живи, работай, радуйся жизни — все для тебя, и завидовать некому…
Зузка родилась в Советском Союзе. Значит, Зузка «другой» человек? Не такая, как Лацо? И настанет ли на всей земле чудесная жизнь? Да, настанет, когда отец вернется. Лацо тогда возьмут назад в деревню. Может быть, сам Якуб приедет за ним.
Лацо уснул с мыслью о будущей поездке домой и о встрече с Якубом, который все может объяснить и никогда не сердится, если Лацо чего-нибудь не понимает.
Глава IV. Стремень и Иван
Тетя Тереза повела Лацо в школу, которая помещалась на той же улице, в красивом белом угловом доме. В канцелярии мальчика сразу записали, даже не спросив про отца. Тетя поспешила вытолкнуть Лацо в коридор, чтобы не мозолить глаза директору, носившему мундир гардиста, и не пробудить в нем излишнего любопытства. Она живо разыскала дверь с табличкой «IV А» и простилась с племянником.
Изо всех классов в коридор доносился отчаянный шум. Робея, крепко зажав под мышкой привезенные из Вербового тетради и книги, Лацо приоткрыл дверь. Ученики сразу же притихли — видимо, подумали, что пришел учитель, — но, увидев Лацо, снова зашумели. Толстый мальчик в клетчатой рубашке подбежал к Лацо, засунул руки в карманы и высокомерно спросил:
