Книжный магазин дона Гаэтано, вернее лавка по покупке и продаже старых книг, — огромное помещение, до потолка набитое книгами, — находился на улице Лавалье, 800.
Помещение это было еще больше и еще мрачнее, чем внутренность дельфийского храма.
Книги были повсюду: на дощатых столах, на прилавках, сваленные в кучи по углам, на полу, в подвале.
Большая вывеска над входом оповещала прохожих о сокровищах волшебной пещеры; на обозрение были выставлены книги, будоражившие воображение толпы, как-то: «История Женевьевы Брабантской» и «Похождения Мусолино». Напротив под беспрестанный звон колокольчика у входа в кинотеатр копошился человеческий муравейник.
За прилавком, рядом с дверью, сидела жена дона Гаэтано, полная бледная шатенка с восхитительным взглядом — сама зеленоглазая жестокость.
— Можно видеть дона Гаэтано?
Женщина указала мне на весьма корпулентного человека с засученными рукавами, который, стоя в дверях, рассеянно глядел на прохожих. На шее у него был повязан черный галстук; курчавые волосы спадали на изборожденный морщинами лоб и почти закрывали уши. Он был красив, смуглый и крепкий, но игриво глядевшие из-под лохматых бровей большие глаза не внушали доверия.
Дон Гаэтано прочел рекомендательное письмо, передал его жене, а сам принялся внимательно меня разглядывать.
Нахмуренный лоб и настороженно-легкомысленное выражение лица выдавали в нем человека недоверчивого, плутоватого и одновременно слащавого, в чьем оглушительном смехе звучали притворная медоточивая доброта и фальшивая снисходительность.
— Значит, ты уже работал в книжном магазине?
— Да.
— И много там было работы?
— Порядочно.
— Но книг-то там было поменьше, а?
— Что вы, и сравнивать нечего.
Затем он спросил у жены:
— Так что, Мосье уже не выйдет?
— Все они такие, эти прощелыги. Откормятся, подучатся делу и — прощай, — раздраженно ответила та.
Сказав это, она умолкла, опершись подбородком на ладонь; пухлая рука выпирала из короткого рукава зеленой блузки. Жестокий взгляд был устремлен на бурлившую за дверью улицу. Без умолку трезвонил колокольчик, и солнечный луч, заблудившийся между высоких стен, падал на темный фасад дома Дардо Рочи[12].
— Ну, теперь о деньгах. Сколько?..
— Не знаю… Вам виднее.
— Ладно… Договоримся так: полтора песо в день, стол и ночлег; будешь кум королю, но, — и он набычился, — расписания у нас не заведено… основная работа — с восьми вечера и до одиннадцати…
— Как, до одиннадцати вечера?
— Ну, ты еще молод с девочками гулять. Встают у нас в десять.
