— А кто уложит лампочки?
— Ага, теперь лампочки… Иди, не трусь.
Пропащий юнец подбросил револьвер, лихо, по-ковбойски поймал его на лету и исчез в темноте коридора.
Энрике осторожно открыл дверь библиотеки.
Воздух был пропитан запахом старой бумаги; вспугнутый лучом фонарика, пробежал по вощеному полу паук.
Высокие стеллажи, покрытые красным лаком, доходили до потолка; световой конус медленно двигался в темных проходах, высвечивая заставленные книгами полки.
Суровая красота величественных застекленных шкафов дополняла сумрачное впечатление; одна к другой стояли книги в кожаных, матерчатых и бумажных переплетах, то и дело вспыхивая витиеватым золотом тиснения.
Энрике подошел к стеллажу.
В отраженном свете его худое лицо приобрело чеканность барельефа; глаза глядели не мигая, и черные волосы мягкими волнами ниспадали на плечи.
Повернувшись ко мне, он улыбнулся:
— Знаешь, здесь есть хорошие книги.
— Да, ходовые.
— Интересно, сколько прошло?
— С полчаса.
Я присел на край стола, стоявшего неподалеку от двери, в центре комнаты. Энрике последовал моему примеру. Мы оба устали. Сумрачная тишина будоражила, располагала к долгим воспоминаниям.
— Скажи, что у вас случилось с Элеонорой?
— Не знаю. А ты помнишь? Она дарила мне цветы.
— Ну?
— Потом она мне писала письма. Странно. Когда любишь, всегда знаешь, о чем думает другой. Как-то вечером, в воскресенье, она шла по улице, а я… я шел ей навстречу. Мы поравнялись, и она… странно… даже не глядя, протянула мне письмо. Она была в платье цвета чайной розы, и — птицы пели…
— О чем вы говорили?
— Так, ни о чем… Она сказала, что будет ждать… понимаешь? Будет ждать, пока мы вырастем.
— Благоразумно.
— Она такая серьезная, Энрике! Ты бы знал. Я стоял у решетки, тогда, вечером. Она молчала… только смотрела иногда, так… я чуть не плакал… мы оба молчали… да и о чем говорить?
— Такова жизнь, — сказал Энрике. — Ладно, пошли посмотрим книги. А как тебе Лусьо? Иногда он меня просто бесит. Скользкий тип.
— Интересно, где ключи?
— В столе — где ж еще.
Перерыв стол, мы нашли ключи в одном из ящиков.
Ключ со скрежетом повернулся в замке, и мы приступили к отбору.
Мы пролистывали тома, и Энрике, отчасти сведущий в ценах, изрекал: «Стоит столько-то» или: «Ничего не стоит».
— «Золотые горы».
— Это изделие разошлось. Любому продашь за десятку.
— «Эволюция материи» Лебона[8]. Иллюстрированное.
— Оставь для меня, — сказал Энрике.
— Рукете. «Органическая и неорганическая химия».
