Приехавший с Семеном черноглазый казак передал хозяйке арбуз и две дыни.
— Принимай, кума, бедный подарок. Семен говорил, у вас в этом году бакши град побил, так вот закубанских.
На повозках громоздились дубовая кора, клепка для кадушек, в мешках — сухие фрукты и табак.
Второй спутник молчаливо и споро готовил корм. Войлочная шляпа наполовину закрывала его запыленное лицо. Иногда он оборачивался, улыбался новым знакомым. В сравнении с отцом, широкоплечим и каким-то сучковатым, приехавшие были похожи на воронов: черные, худые, горбоносые.
Миша подтолкнул мать локтем:
— Мама, не азияты ли, а? Басурманская сила.
— Этот, что кавуны отдал, по разговору, видать, казак, а тот, второй, с обличья, сдается мне, и впрямь азият. Кто это, Сема? — подойдя к мужу и указывая глазами на гостей, спросила мать. — А то он меня кумой кличет, кавун и дыни подарил, а я его вроде, Сема, и не знаю.
— А?! Не познакомились? — удивился он. — Цедилок, а ну-ка иди сюда.
— Не Цедилок, а Друшляк, — шутливо исправил казак, — мужа вашего куманек, с кавказской вершины, Мефодий Друшляк. Я когда-сь был у вас, видать, запамятовали. А то Тожиев. Махмуд! — позвал Мефодий. — А ну, подойди, поручкайся с хозяичкой.
— И впрямь Азию приволок, — шепнула Мише мать и, улыбаясь, подала руку Махмуду: — Гостями будете, заходите до хаты.
— Дай-ка нам мыло, умыться с дороги, — попросил отец, — давай сюда, кум, полью с цибарки. Махмуд… а ты что?
Вскоре все умылись у колодца. Отец расчесывался алюминиевой гребенкой.
— Лиза! Никаких слухов не передавали соседи? — будто незвначай спросил он.
— А что, — тревожно отозвалась жена.
— Не пужайся, — успокоил Семен, — нас-то это не касается. В степи никто не шкодил?
Миша, услыхав разговор родителей, сразу потух, тело обмякло, и в глазах потемнело: «Неужели отцу уже рассказали про кота и Малюту?!»
— Какая шкода в степи? — непонимающе переспросила мать.
Отец отмахнулся.
— Ну, раз не слыхала, значит, мимо прошло… Человек кричал в степи прошлой ночыо, далеко слышно было… хотя, может, то филин…
У Миши отлегло от сердца, и двор посветлел, точно ближе подошло осеннее солнце и налило коробку двора ярким волнующим светом…
Все пошли к дому. На крыльце аккуратно вытерли ноги, чтобы не наследить на чисто вымытом полу. Мефодий вошел первым, бросил взгляд в угол и рывком перемахнулся крестом на образа. Махмуд вошел следом за ним, приостановился у входа на то короткое мгновение, когда Мефодий крестился, и было видно, что черкесу не совсем удобно. Он не сразу сел к столу, как это сделал Мефодий, а смущенно подождал и только после второго приглашения присел на табуретку.
