На остальное – уже не хватало.
Точнее, может, и хватило бы еще на что-то, но Неонила Леонидовна горела лишь двумя страстями – хорошими книгами и хорошим театром. К счастью (а для ее бюджета – к несчастью) и то, и другое сегодня было в полной доступности, только деньги плати.
Вот она и платила, пока не кончались. А как кончались – ждала следующей выдачи.
Беляева не роптала, такая жизнь ее устраивала.
Возможно, ее бы и другая жизнь устроила, может, – даже больше, чем эта, – но сравнивать было не с чем.
Короче, когда пришел отпуск – а он всегда подступал внезапно – и ей предложили бесплатную путевку в эти чертовы «Стожки», она не стала отказываться. Потому что слабо представляла себе, как вынести еще тридцать дней беспросветного одиночества.
Теперь же, в «Стожках», эти соображения перестали казаться ей единственно верными. По крайней мере, в ее квартирке не так холодно и влажно, как в огромном неотапливаемом номере с чудовищно большими продуваемыми окнами.
Ладно, хватит ныть!
Нила взяла себя в руки, застегнула на все застежки свою серую ношеную курточку, и перед тем, как покинуть относительно теплый вестибюль, огляделась в большом зеркале.
Там, – в зеркале имеется в виду, – все было, кстати, относительно неплохо.
Сорокалетняя, вполне сохранная блондиночка невысокого роста. Зато с талией и прямыми ножками.
Ну, положим, талия и ножки прикрыты поношенной курткой и старыми джинсами. Зато соломенные локоны, не знавшие краски, гламурно ниспадают по плечам маленькой библиотекарши.
И почему на них толком никто так и не клюнул?
Любимые мудрые авторы тысяч прочитанных ею книг так и не ответили на главный вопрос ее жизни.
Нет, не то, чтоб совсем не клевали.
Некоторые «клевки» даже оставили неизгладимые следы в ее душе.
Виктор Тамузов, например, был красавец.
Да и она красоточка.
Несколько замечательных вечеров, ночная Москва, пьянящие поцелуи в темном подъезде.
А вот про аборт вспоминать не хочется.
Наверное, надо было оставлять.
Впрочем, история сослагательного наклонения не знает.
Потом был Иннокентий Дмитриевич. На шестнадцать лет старше нее.
Тонкий интеллектуал. Поэт-деградант, как он сам себя, смеясь, называл.
Знакомые тоже смеялись – Иннокентий и Неонила.
Полный нестандарт.
Однако нестандарты, как правило, нежизнеспособны. Потому-то их и гораздо меньше, чем стандартов.
Он все боялся потерять свободу творчества.
Да и она, честно говоря, опасалась, что теперь, связавшись с поэтом-деградантом, ей придется свою жалкую зарплату делить на двоих. Ощущения мужского плеча от общения с Иннокентием Дмитриевичем как-то не возникало.
