Под ногами расстилался огромный, залитый огнями город. Световая его мишура резко обрывалась кривой линией прибоя. И словно канатоходец, по лучу, протянутому от слепящего прожектора внизу к серебристо сверкающей ребристой туше над головой, я должен был пройти этот путь с холодным спокойствием, не оступаясь и не оставляя в сердце уголка для страха.
Среди вилл, укрытых черным покрывалом ветвей, словно ярко освещенная арена во тьме амфитеатра, выделялась усадьба Кольбергов. Великолепная цветочная клумба перед домом, газоны и дорожки парка, уставленные столами и полные гостей, были празднично освещены разноцветной паутиной гирлянд.
И на фоне шума ночного города оттуда ясно доносилась музыка и усиленные динамиками речи с импровизированной эстрады, сооруженной на травяном газоне.
Мой взгляд, скользнув по этой живописной картине, остановился на неосвещенной, заросшей поляне за домом. Где-то там, укрываясь под ночным покровом листвы, или, может, прильнув в доме к холодному оконному стеклу, глядела в небо Яэль. И я представлял себе, в каком страхе и отчаянной надежде колотилось сейчас ее сердце. Мелькнуло опасение: там ли она? Не попала ли после своего побега под опеку Мора или его людей? Я отбросил эту мысль...
Тележка, поднимаясь в ночное небо, плыла уже высоко над темными зарослями ограды. Я направил фонарь в сторону бьющего в глаза прожектора и несколько раз нажал кнопку.
Стих скрип роликов. Тележка замерла на месте, закачавшись, и я схватился за ее борта. Прожектор погас.
В первое мгновение, после слепящего света, наступила, казалось, кромешная тьма. Рядом, всего в полуметре от прутьев, ограждающих площадку, уходил вверх, рассекая небо пополам, якорный трос дирижабля. Но над черной пустотой под ногами это расстояние казалось непреодолимым.
Стараясь не терять времени, но не торопясь, я стал тщательно закреплять на тросе конец альпинистской веревки.
...И неожиданно возникло ощущение, что я опять стою рядом с отцом под самым куполом полуобвалившейся колокольни, на дряхлой, с выбитыми досками, площадке. Под ногами хлопают крыльями голуби, садясь на загаженные проемы, утыканные битыми стеклами. Далеко внизу, среди каменных обломков, заросших густой травой и тысячелистником, видны фигурки альпинистов, страховочные веревки, тянущиеся от них вверх к ржавым ребрам купола. Завывает в зияющих проломах ветер. И сердце замирает от одной мысли о том, что мне, еще мальчишке, предстоит впервые шагнуть в эту бездну. Но отец спокоен и нетороплив. Снизу призывно машет спустившийся раньше сын его друга. И нет уже страха, лишь сосредоточенность. И сильные руки отца...
