– Мой самый некрасивый, – объявил он, словно это и так не было очевидно.
Я рассказал Норе и синьоре А. об этом. На самом деле, я просто выплеснул свое разочарование: раз наш сын рисует хуже всех и, скорее всего, будет отставать от сверстников во многом другом (я в его возрасте рисовал очень хорошо), значит, мы должны принять его таким, какой он есть. Мне казалось само собой разумеющимся, что быть родителями означает, кроме всего прочего, быть готовыми к унижениям.
Нора и синьора А. слушали меня, скрестив руки на груди. Потом, не сказав ни слова, чтобы я не понял, что они намерены сделать, и не мог бы их остановить, вышли из дому и отправились в детский сад. Там, вместе, как мать и дочь, они потребовали немедленно убрать со стены все рисунки. Домой они вернулись победительницами, но гнев их еще не остыл, и мне показалось, будто передо мной две бурые медведицы, которые возвращаются в пещеру после кровавой схватки со стаей волков, угрожавшей их потомству.
Однако со временем мы все чаще сравнивали Эмануэле с его сверстниками, репрессивные меры Норы и синьоры А. больше не помогали. Во втором классе начальной школы Эмануэле продолжал путать «b» и «d», правое и левое, до и после – меня это бесило.
– Тебя это бесит, потому что твое представление об уме ограниченно, – возражала Нора. – У него богатое воображение. Но для тебя и твоих родителей это не имеет значения, верно? Для вас важно только учиться на «отлично».
– При чем здесь мои родители?
– Два антрополога, печатающиеся в журналах, и маленький физик, получающий самые высокие оценки в школе. Признайся: тебя унижает, что твой сын не математический гений.
Она была права, разумеется, все так и было. Но в тот раз я нарочно ответил грубо:
– К сожалению, математические способности передаются по наследству.
Она покачала головой.
– Значит, ему не повезло, видимо, он унаследовал гены не по той линии.
И вот теперь, очередным субботним утром, мы с Эмануэле сидим друг напротив друга – из всех дней недели мы оба больше всего ненавидим это время. Сидим в гостиной за столом из массива бука, который Нора заказала у одного из своих бельгийских дизайнеров и из-за которого она нас терроризирует: не дай бог мы нечаянно черкнем по столу ручкой. Я медленно листаю тетрадь по арифметике, блестящая полиэтиленовая обложка пахнет как обложки из моего детства. Тетрадь похожа на поле боя: повсюду красные значки, целые страницы перечеркнуты по диагонали, на полях – замечания и восклицательные знаки.
