Вздохнув, он убрал томик обратно в сумку, и стал смотреть в грязноватое вагонное окно на мелькающие околомосковские ландшафты — серые унылые дома, заборы, заборы, полуразрушенные строения. Город, с его проблемами и вечной суматохой постепенно, минута за минутой, оставался где-то позади, в прошлом. Ритмично стучали колёса на стыках, электричка ненадолго останавливалась на остановках, шипели двери, выпуская и впуская народ. Георгий всё смотрел и смотрел в окошко и, как только сумерки потихоньку стали накрывать заоконные пейзажи, он сам не заметил, как задремал.
Ба-бах! — с грохотом разъехались дальние от Жоры вагонные двери, впуская очередных пассажиров из тамбура внутрь вагона. Это была громогласная шумная мужская компания, видимо в крепком подпитии.
Георгий вынырнул из дрёмы сразу, будто и не спал. К входящим он сидел спиной, но моментально насторожился — слишком развязно-громко и агрессивно они себя вели. Да и интуиция, вкупе с развитым чувством опасности, его никогда не подводили. К тому же налицо имелись все признаки наступления фазы«…чё ты мне сказал?», когда определённую категорию людей прямо-таки тянет на различные приключения.
Оборачиваться он не стал, но, правда, без особого успеха, попытался разглядеть что нибудь у себя за спиной в отражении тёмного вагонного окна. Женщина, сидевшая лицом к Жоре, торопливо встала, схватила две свои битком набитые сумки и спешно вышла в тамбур, видимо не желая испытывать судьбу. Жора заметил, как она встревожено-опасливо обернулась, прежде чем открыть межвагонную дверь и перейти в соседний вагон. По диагонали от Георгия, через проход, сидел у окна пожилой, лет семидесяти с гаком мужчина с белоснежными кустистыми бровями и аккуратной бородкой. В комплекте к бородке прилагались седые пышные усы и чудная чёрная беретка с пимпочкой напяленная на белоснежную шевелюру. Он был одет в видавшую виды геологическую куртку-брезентуху с капюшоном, «хемингуэевский», с воротником под горло, свитер грубой вязки, и в потёртые джинсы. У ног мужчины стоял внушительных размеров рюкзак, даже не рюкзак, а вещмешок с завязанной горловиной. Словом, деду не хватало только надписи на груди — «еду на дачу». Старик внимательно всмотрелся в не спеша приближающуюся гопкомпанию, затем торопливо развязал свой вещмешок, извлёк оттуда армейскую фляжку в потёртом брезентовом чехле и стал принимать какие-то таблетки, запивая их водой из неё.
— Сердечник наверно — сочувственно подумал Георгий, и подобрал под себя ноги, готовясь резко вскочить в случае необходимости, одновременно убрав с колен свою полиэтиленовую сумку, Он не испытывал ровно никакого волнения от возможной приближающейся опасности, а немногочисленные пассажиры тем временем быстренько покидали вагон, не желая рисковать.
