Я с облегчением выдохнул: родители жили в Смоленске, а я даже и не вспоминал о них, озабоченный тем, что происходило со мной:
— Привет, мам. Извини, что не звонил долго, дела были — совсем замотался! Как там у вас дела?
Интонации ответа были совсем не такими, как обычно — в словах слышалась сдерживаемая злость:
— Где ты пропал?! Ни разу так и не позвонил — а обещал звонить! Совсем не интересуешься тем, что происходит в семье! Что вообще с тобой происходит?! У отца сердечный приступ был, на меня на днях напали — ограбили — не знаю как жива осталась! А ты в Москве расслабляешься!
Я ошарашенно слушал поток слов, прекрасно понимая, что виной этой злобе вирус, и бессильно сжимал кулаки: ну конечно, в Смоленске происходит то же, что и в Москве, следовало ожидать этого!
— Погоди, ма, не кричи! У меня были серьезные проблемы — я в больницу попал, валялся под капельницей. На меня какой-то ненормальный напал — пырнул ножом: ничего серьезного, но позвонить возможности не было! Я только сегодня из больницы вышел, — я сочинял на ходу, понимая, что нужно быстро привести контрдоводы, чтобы этот разговор вообще продолжился. История произвела впечатление на мать:
— Ой, господи! Что там с тобой! Как же ты так?!
Я облегченно выдохнул: удалось вытеснить синтетическую злобу из нашей беседы — теперь нужно делать то, ради чего я и позвонил:
— Слушай, ма, отец дома? Ты новости смотрела? Только не кричи снова — я собираюсь ехать домой — нечего мне в Москве делать. Так что прошу тебя — не выходите из дома, даже в подъезд! Да ты сама понимаешь — ограбили раз, могут и второй раз напасть!
Убедив родных, что со мной все в порядке, и убедившись, что мои советы поняты и приняты к сведению, я положил трубку, и замер, обернувшись к Олегу. Тащить с собой его не хочется — у него как-никак своя семья есть, и решать за него вопрос совместной поездки я просто не мог. Придется оставить его тут. Через двадцать минут я вышел из общежития — за спиной рюкзак с самыми необходимыми вещами, в кармане документы и все оставшиеся у меня деньги, а в кармане складной нож — просто на всякий случай: если дела будут катиться в бездну с такой скоростью, как сейчас, то не сегодня-завтра он может мне понадобиться.
Общественный транспорт уже не ходил — собственникам компаний видимо уже намекнули о возможных неприятностях, связанных с нарушением телевизионных «советов». Воспользоваться услугами «бомбил» не получилось — все куда-то исчезли. Несмотря ни на что, на улицах было довольно людно — народ бродил по тротуарам, исподлобья переглядываясь — пока никто не осмеливался начинать то, что должно будет начаться в любом случае: редкие патрульные авто вряд ли смогут долго оказывать надлежащий психологический эффект, сдерживая людей от активных действий. Пришлось целый час топать до Белорусского вокзала, но путешествие того стоило: о нервозности людей, находящихся вопреки всем советам, на улицах, упоминать не стоит — но стоит упомянуть о том, чего я не мог знать глядя телевизор у себя в общаге. Энергетика — та самая таинственная субстанция, что я научился тонко чувствовать с недавних пор — она широкими волнами гуляла по широким проспектам, насыщая собой все, к чему прикасалась — в том числе и людей. Я наблюдал картину, схожую с той, что видел недавно — вирус впитывался в ауры прохожих, накачивая их тела силой, а умы — жаждой действий. Взгляды многих были мутными, движения какими-то резкими, дергаными: тут и там я видел, как собеседники переходят на повышенные тона. Казалось бы — все признаки террористический атаки — но никто не делал ничего из того, что ему рекомендовали делать. Как говорится: назло бабушке отморожу уши…хотя, возможно, субъективно люди просто были не в состоянии увидеть разницу — человеческий мозг таинственная штука, и кто знает, на что он способен?
