Никто наверняка не сможет назвать точную дату Вторжения — для каждого она была своей. Для кого-то она началась только с самим фактом появления на улицах городов кошмарных тварей, излучающих невероятную ауру ужаса и убивающих все живое на своем пути: и людей, и животных, для кого-то несколько раньше. Для меня оно началось почти за полгода до событий, перевернувших мир с ног на голову.
Все началось с того, что я, юный специалист, только-только окончивший юридический факультет одного из вузов, переехал из Смоленска в Москву в поисках работы. Я понимал, что устроиться на хорошее место мне не светит, однако вода камень точит — в моих планах была полиция, а там — как фишка ляжет. Огромный город оказался совсем не таким местом, каким я его представлял: толпы людей, спешащих по своим делам, каждый себе на уме, каждый сам по себе, вечный бег, вечная спешка в попытке все успеть… Я, не привыкший к такому ритму, через пару месяцев подобной жизни крепко заболел, и слег с серьезной простудой в больницу: врачи диагностировали пневмонию, и мне пришлось бросить ту подработку, что я нашел — оплачивать больничный мне никто не собирался. Для меня вторжение началось именно там — в палате поликлиники, куда я каким-то чудом смог пробиться, не имея московской прописки.
Пневмония — это болезнь, при которой испытываешь странное состояние — голова в норме, ничего не болит, однако тело слабое, как у ребенка, и для выполнения любого движения приходится серьезно стараться — та еще морока. Так что большую часть времени я валялся на больничной койке, и изредка ходил на бесплатные процедуры, назначенные мне врачом. Платные оставались для меня закрытыми — приходилось экономить на всем, и я уже жалел, что поддался призрачному искушению, и приехал в столицу. После недели такого лежания осматривающий меня врач огорченно покачал головой, и сказал, что если я буду и дальше питаться одним «Ролтоном», и пропускать добрую половину назначаемых мне сеансов, то лечение затянется надолго. Я согласно покивал, и пообещал не отлынивать, хотя посещал все процедуры, за которые наша бесплатная медицина не сдирала деньги. Не знаю — то ли потому что я ослаб, то ли потому, что время пришло — но именно тогда со мной начали происходить странные вещи. Непонятные сны, полные скрытого смысла и тайных посланий, которые не забывались, как обычные сновидения, неожиданные перепады моего физического, да и умственного состояния… Короче, стали происходить вещи, которые в историю болезни ну никак не вписывались: например температура моего тела прыгала от невозможных 25 до смертельных 45 градусов по Цельсию. Вся наука говорила о том, что я не могу жить с такими показателями — но я жил. Невероятная жажда жизни, которая смогла перебороть болезнь? Ну, я бы тоже хотел так думать, однако…складывалось впечатление, что мое тело зажило своей собственной жизнью, и на меня ему наплевать. Иногда и мой мозг выкидывал подобные коленца: я мог неожиданно для себя проникнуться лютой, просто дикой ненавистью к своему соседу по палате, или к врачу, совершающему плановый обход — в такие моменты было невероятно сложно не сорваться, и не попытаться начать беспределить. И, что характерно — я прекрасно понимал, что мне не за что ненавидеть того или иного человека, и тем не менее, порой меня охватывала просто маниакальная злоба. Наверное, подобное испытывают на войне солдаты воюющих армий — для тебя враг не конкретный человек, а просто представитель другой точки зрения, с которой ты не согласен, так как являешься носителем отличной от него идеологии. Может быть, то же самое испытывают террористы — не знаю… Я довольно скоро понял, какими критериями руководствуется мой сходящий с ума организм, когда выбирает цель для ненависти. Главным показателем оказалось социальное положение человека — чем больший пост он занимал, чем большая власть была сосредоточена в его руках — тем сложнее было держать себя в руках. Ничего личного, как говорится…
