— Детка! Она знает, что мы ужинаем в «Галло неро», — Марго попыталась отвлечь огонь на себя.
Ромбахи сели в свой «тандерберд». Марго и Амрай поехали в малолитражке. Стол в «Галло неро» был зарезервирован. Начался дождик. Но мелкий-мелкий. Это была едва осязаемая морось, вроде тумана, оседавшего мельчайшей водяной пылью. Теплой, словно объятия. И город тут же погрузился в минор затяжного ненастья. Сырость была тяжелой, резина колес уже певуче скользила по асфальту. По нему поползли ручейки, стекавшие вниз вдоль поребриков.
Отелло Гуэрри не уставал удивляться столь приятному наплыву гостей. Разумеется, наигранно. Про скандал ему уже уши прожужжали, и позор с отменой концерта, по вине якобсротца, явственным знаком запечатлелся на его лице. Гуэрри, как никакой иной иностранец, знал, на что способен уроженец долины, когда у него отнимают деньги и удовольствие, и чувствовал себя обязанным как-то загладить все это. Посему гостей в вечерних костюмах и платьях он принимал с назойливым радушием.
— Вы не видели моей дочери? Она была здесь?
— Пока нет, синьора. Нет, а то бы я знал.
— Амрай, она непременно придет! — Марго мягко коснулась ладонью щеки дочери.
— Могу ли я предложить господам аперитивчика? — сладко щебетал Гуэрри, помогая Инес снять пальто.
— Мне надо позвонить. Где телефон?
— Там, сзади, возле туалетов, синьора.
— Кому ты хочешь звонить? — спросила Марго.
— Эстер. Может, она у нее.
И Амрай вновь укоризненно взглянула на Инес, встала из-за стола и устремилась в другой конец зала. Остальные сидели как прежде. Рауль уже летел к ним с картой напитков.
— Ба, кто к нам пожаловал! — шепнул Харальд, указывая на дверь. Не тот ли это чех или румын, который за Амрай посуду подбирает? Коллекционер тарелок и ложек.
— Это он. Как-то я застигла его у наших мусорных бачков. Бывают же такие странные люди, — сквозь зубы процедила Марго.
— Ну и образина! Такое впечатление, что он случайно стал человеком. На самом деле Господь собирался сотворить из него свинью.
— Ну и язва же ты, Харальд! — полушутя одернула его Инес.
— Все было именно так: Господь как раз возился с лепешкой человеческой плоти. И вдруг телефонный звонок: «Шеф, люди — по уши в свинстве. Они хотят мира и лада, мира!» Тут ему пришлось оставить свой ком и бросить целую пригоршню несправедливости. Потом он вернулся и лоб морщит. Гм? Что же я хотел сочинить-то из этой плоти? Ах, да! Свинью хотел сделать.
Инес привстала, силясь разглядеть Амрай.
