Это было во время так называемых энергетических каникул, в свободную от учебы неделю, что потом объясняли намеренно спровоцированным нефтяным кризисом, который чувствительно аукнулся и в Якобсроте и вначале даже вызвал ажиотажный товарный спрос. Люди и впрямь решили, что ресурсы черного золота иссякают, и запасались канистрами мазута. Постный день автотранспорта был предписан как акция национального значения, и даже в долине, понимающе вздыхая, подчинились указу. Когда же нефтяные корпорации образумились, день всеобщего автомобильного бездействия сочли глупостью. Запасенные впрок сахар, мука и макаронные изделия гнили в погребах и превращались в червивую труху.
В начале восьмидесятых якобсротские интеллектуалы пришли вдруг к коллективному прозрению трех вещей сразу: опасности атомных электростанций, природы, которая нуждается в защите, и нацистского прошлого отцов.
Было основано «Рейнтальское общество искупления». Почтеннейшие историки (в большинстве своем — гимназические учителя), разбившись на звенья, прочесывали страну для выявления бесчинств времен коричневой империи. Их настораживали немолодые господа с мало-мальски приятной внешностью и в серых фетровых шляпах. Шляпа на голове и незлобивое выражение лица считались особо подозрительными приметами. Они подкарауливали «шляп» у входных дверей и подвергали их словесным атакам в самых площадных выражениях. Но в итоге улов был пустячный. А там, где они действительно могли бы с толком закинуть сети — а именно, в обществе отцов, — там мужество заканчивалось. Поэтому в дальнейшем «Общество» переключилось на создание Еврейского музея, хотя в Якобсроте евреи никогда не жили. Исключении были Квайдты, эти, впрочем, покинули город еще до войны. По поводу чего Эгмонт Нигг с сожалением вздохнул в своем уголке. И тут в жителях Якобсрота вспыхнула зависть к соседнему городку Хоэнэмсу, где было еврейское кладбище, которое словно чудом восстало из непробудного сна, так как, по всеобщему мнению, пришло время подрезать колючие изгороди и освободить могилы от травы забвения. Так и возник проект Еврейского музея, и при его утверждении в ратуше Рота лица отцов города столь красноречиво выражали боль, словно эти мужи подписывали приказ о собственной отставке. Разве скроешь такую мощную работу скорбного чувства.
В воздухе витали два ключевых слова, одним было «преодолениепрошлого», вторым — «формальдегид». В каждой материальной субстанции предполагали наличие этого губительного газа. Сверхчувствительные натуры просто лишились сна, у них начинался зуд мозга при одной мысли, что в их квартирах непрестанно что-то окисляется. Запах муравьиной кислоты преследовал повсюду: лак на дверях, столешницы, кровати. Они крушили потолки и стены, выламывали полы на радость торговцам пиломатериалами, которые всучивали им
