Когда Малик открыл дверь, я испугался, что он совсем меня не помнит. Потом я подумал, что выражение его лица, очень напоминающее гримасу человека, только что отхлебнувшего здоровущий глоток солярки, может быть вызвано просто появлением в дверях кого-то с чемоданами, имеющего намерение к тебе вселиться. И расценивающего это как самое лучшее, что может случиться в жизни хозяина квартиры. Войдя внутрь, я понял, что ему действительно негде меня приютить, — квартира состояла из одной комнаты и кухни.
Я сидел на кухне, и до меня никак не могла дойти серьезность ситуации, несмотря на доносившийся из коридора тревожный шепот Малика и его жены. Мне казалось, что весь мир такой же молодой, как я, и что жизнь сводится к радушному приглашению между затяжками амстердамского сканка пожить у друга и твоего на это такого же радушного согласия, после чего веселье должно продолжаться как раньше. Поэтому всякий раз, как Малик заходил в комнату, я смотрел на него восторженными глазами, всем видом показывая, как непомерно ему, Малику, повезло, что я вот так свалился как снег на голову, потому что где я, там веселье и бесшабашная молодость.
— Что будешь делать? — спросил меня Малик.
Мы сидели на кухне вместе с ним и его женой. Ребенок играл у нас в ногах. Жена Малика сидела за столом и скручивала косяк.
— Да, что ты будешь делать? — поддакнула мужу Джазмин.
— Что я буду делать? — переспросил ее я. — Откуда я знаю? Нью-Йорк у моих ног, Джазмин, а ты меня спрашиваешь, что я буду делать!
— Я, конечно, понимаю, что когда ты вынешь козырной туз из колоды, то на нем будет начертано имя Миша, — сказал Малик. — Но что ты будешь делать? Будешь сидеть у меня на шее и курить марихуану моей жены?
— Я бросил курить, — торжественно сообщил всем я.
— Сколько ты не куришь?
— Восемь часов.
Малик засмеялся:
— Я не курю уже полтора года.
— Ты бросил курить? — удивился я.
— Я так горжусь им, — сказала Джазмин. — Каждые пятнадцать минут я произносила одну и ту же фразу: «Любимый, я так горжусь тобой». — Она выпустила клуб дыма. — Ты так давно хотел бросить…
— Я захотел бросить сразу после того, как выкурил свой первый косяк, — мрачно заявил Малик. — А это было тринадцать лет назад.
Для меня-то они были те же, что в Италии, и я не мог взять в толк, почему эти двое так серьезно отнеслись к тому, что я не в колледже. И что я теперь у них. Что уж так расстраиваться? Мы ведь все согласились, что это не очень хорошо, но теперь-то вечеринка должна продолжаться, не так ли? Жизнь должна продолжаться.
