прежде всего —
не думать,
такое занятие может обезобразить вашу внешность,
преждевременно состарить,
придать вашему лицу такое кислое и нелюдимое выражение,
что мужчины будут спрашивать, почему у вас постоянно надутый вид,
вы ведь этого не хотите?
Она съежилась, бессильно опустила голову, а потом снова поднялась и все-таки стала возражать предписанию Дрейфа.
— Но как же я могу забыть плод и все то уничижение,
и все слезы, которые тысячелетиями проливались в пустоту подо мною и во мне,
и пламя,
которое горит?
Теперь, когда она назвала эти детали, содержание анализа напомнило о себе мгновенными вспышками, в голове у нее одна за другой стали всплывать разные картины.
— Как я могу когда-нибудь забыть костер и то, как у меня загорелось лицо,
а случай в лесу?
Она быстро искоса глядела на собственное тело, но тут же подняла глаза.
Ее большие темные глаза были полны мольбы, такой пронзительной, что даже доктору Дрейфу трудно было оставаться равнодушным.
— Как я могу об этом забыть, доктор?
Но Дрейф лишь улыбался.
Он улыбался и улыбался, пока лицо его совершенно не онемело, но в то же время в нем опять росло раздражение.
Зачем они, скажите на милость, вообще к нему приходят со своими неразрешимыми женскими проблемами, если даже после анализа отказываются согласиться с объяснениями, советами и заключениями специалиста?
Он утешал себя тем, что это скоро кончится.
В любую секунду.
Ему только надо еще немного потерпеть!
Поэтому он проглотил свое возмущение, отодвинул журнал, немного рассеянно потрогал разные предметы на письменном столе и небрежно сказал ей:
— Это очень просто, барышня,
все это совершенно исчезнет, когда вы начнете рожать детей и посвятите свои дни вязанию кружевных скатертей и прочим милым и приятным занятиям!
Это почему-то не возымело на женщину ни малейшего успокоительного эффекта,
скорее напротив.
В голосе ее появилась какая-то безнадежность,
словно у нее началась клаустрофобия,
словно у нее перед самым носом захлопнулась тяжелая дверь,
и она закричала прямо ему в лицо:
— Но я не хочу никаких детей, доктор!
Тут Дрейф снова чуть было не лишился терпения.
Ему действительно пришлось в который раз до предела напрячься, чтобы не утратить самообладания,
но когда ему удалось совладать с собой, он долго и от всего сердца смеялся над ее совершенно ребяческим ответом.
И как он раньше этого не понял!
Она же просто сидит и разыгрывает его,
то-то и в глазах ее все мелькает шельмовской огонек…
Он сполз со стула и вышел на середину комнаты, не забывая, однако, держаться на почтительном расстоянии от женщины,
