Через пару секунд женщина все же пришла в себя.
Она подняла голову, повернулась и стала рассматривать Дрейфа довольно пустым и заспанным взглядом, а потом внезапно просияла.
Ах, наконец произошел перелом, с облегчением подумал Дрейф.
Но он тут же увидел, что в ее взгляде все же было что-то болезненное,
что она не пришла в себя по-настоящему,
да, она крайне неприятным образом глубоко сверлила его взглядом.
Словно его живьем нанизали на огромную, толстую, острейшую иглу.
— Ой, да это ты,
наконец-то, где же ты был,
я думала, что ты никогда не вернешься!
Дрейф растерянно огляделся.
Ведь не к нему же она обращалась.
Теперь он вообще не понимал, что тут происходит!
Он совершенно потерял контроль над ситуацией:
анализ, страх, сама женщина, все!
Он сделал большой шаг в сторону, но это привело лишь к тому, что женщина поднялась с дивана и подошла к нему…
В панике,
в бессильной попытке защититься от приближения объекта анализа, он пропищал:
— Вы ошибаетесь, барышня,
я не знаю, о чем вы говорите,
я совершенно ни в чем не виноват,
я вовсе не тот, за кого вы меня принимаете!
Но женщина продолжала рассматривать его.
Ее болезненно лихорадочный взгляд проникал все глубже в его существо, и он вынужден был все далее отодвигаться от мучительно расширенных черных глаз.
Теперь они были такими огромными, искаженными,
они словно смотрели на него через увеличительное стекло!
Под конец он стоял, прижавшись спиной к книжной полке, не имея возможности убежать от женщины, которая
всем своим огромным женским силуэтом возвышалась посредине комнаты.
(Она больше не шаталась,
а совершенно прочно стояла на обеих ногах,
несмотря на странный наклон стен!)
Ее огромная тень падала на парализованного страхом Дрейфа, совершенно закрывая его,
она умоляюще простерла к нему руки, а в следующее мгновение уже лежала, почти распростершись у его ног, и бормотала:
— Возьми меня, возьми меня с собой,
ты должен, я не могу больше здесь жить,
я клянусь честью и совестью, что никогда больше не буду тебе возражать или делать по-своему, только выпусти меня,
я обещаю, что не буду упрямиться и искать грот, где спрятаны листья сивиллы, а греческие глаголы женского рода обойдутся без меня!
Она, всхлипывая, уцепилась за его ногу, и Дрейфу казалось, что его медленно поглощают,
съедают живьем,
что его засасывает под жернова огромной, грохочущей мельницы.
— Ради бога, барышня, придите в себя!
Но женщина по-прежнему оставалась недосягаемой для любой мольбы…
Она жалобно стонала, плакала, всхлипывала,
