если даже оно относилось к детским или юношеским воспоминаниям и отошло в историю,
всегда, всегда,
без малейшего исключения,
следует рассматривать как результат подавленных извращенных желаний самой женщины
и что толковать его следует только как подавляемые желания и мечты.
И пока не найдено средство полностью удалить из тела женщины все, относящееся к полу, утверждения о посягательствах, которым женщины якобы подверглись, будут литься из глубин женщин неиссякаемым потоком,
мужчин будут обвинять то в одном, то в другом,
но они, психоаналитики, не должны поддаваться обману!
И профессор Попокофф доказал свой тезис на черной доске с помощью длинного ряда очень сложных расчетов,
и они были правильными,
ибо Дрейф много ночей не спал, считал,
и все действительно совпало,
до самой мельчайшей цифры!
Теперь Дрейф сидел откинувшись на стуле, позволив женщине бормотать свое:
— Я брожу тут, ни о чем не подозревая, собираю хворост, мелкие прутья и ветки.
Она, казалось, застыла, словно от холода,
вздрогнула и обхватила тело руками.
И в то время, как ее воздушная, почти несуществующая грудь девочки-подростка толчками входила в его сознание, взгляд Дрейфа неторопливо и как будто без всякой цели скользил по мебели в приемной…
По нескончаемым рядам запыленных книг…
— Вначале я изо всех сил сопротивляюсь,
дерусь, кричу, царапаюсь,
но хворост рассыпается, а звезды и луна светят очень ярко.
Над потертыми старыми кожаными креслами, где он обычно сидел по вечерам, потягивая яичный грог, и читал своего любимого «Короля Лира»…
— Но ничего не помогает, как я не пытаюсь сопротивляться,
потому что они смеются, стаскивают с меня одежду и валят на землю,
бьют меня головой о твердую, промерзшую землю…
Над слегка запотевшими в воображении стеклянными банками, особенно над той, с маткой…
— И вот один из них, доктор,
потное лицо, а рот открыт,
я вижу, что его передние зубы до корней стерлись от табака,
и когда он наваливается на меня своим огромным телом, у меня что-то ломается в затылке и меня парализует,
к неописуемой радости остальных…
Над каждой книжечкой,
над всеми свидетельствами в рамах,
над всеми надежными, уютными, привычными предметами,
над…
Внезапно его блуждающий взгляд остановился на чем-то, находящемся в другом конце комнаты.
На чем-то белом, зацепившемся в промежутке между двумя томами трудов профессора Попокоффа,
как раз над креслом для чтения.
Да, там виднелось что-то белое, слегка мерцающее,
а в середине этого белого находилось живое, мохнатое, пульсирующее ядро,
