Женщина и доктор Дрейф | страница 39
я не знаю, что это,
только оно жжет кожу.
Теперь она так яростно царапала лицо, что на нем там и сям появились капли крови.
— А что еще вы делаете, барышня?
Кроме того, что сидите в покое и ненавидите мужчин и завидуете тому, как они рыгают и свободно выпускают газы в саду?
Она вздохнула.
— Так, что же я делаю?
Этот вопрос заставил ее надолго задуматься, перед тем, как она наконец ответила из глубин пустоты и скуки.
— Все это занимает целую вечность: пока напудришь лицо, пока на тебя наденут платье и парик и зашнуруют корсет, так что я теперь более всего сижу на кровати в собственной комнате на верхнем этаже и ем финики в шоколаде и грецкие орехи из ярко-розовой коробочки, в то время, как Пенн читает мне вслух из «Путешествия Гулливера».
— Пенн?
Образ огромного Гулливера, которого лилипуты приковывают к земле, на мгновение проник в видения женщины.
Она все же отогнала его, склонив голову чуть вправо, и продолжала:
— Моя компаньонка.
Теперь голос ее был пропитан сарказмом.
Дрейф никогда не слышал ничего подобного.
Сплошная язвительность и ледяной холод!
— Почти неземное прелестное создание, господин, молодое, красивое,
с бледной, совершенно чистой кожей, покрытой персиковым пушком,
кроваво-красными, полными губами,
с маленькими, как весенние почки, грудями,
с темными, блестящими волосами,
с красиво очерченными ушами и огромными черными глазами,
моя полная противоположность, господин!
Дрейф наморщил лоб и попытался быстро составить себе полную картину всего доселе услышанного,
но это было трудно,
слишком богатый был материал,
слишком многое всплыло за слишком короткое время и в слишком быстром темпе, да еще и записано было красными чернилами,
что отвлекало Дрейфа.
Поэтому он вынужден был спросить:
— Следует ли мне понимать это так, что вы — безобразная?
Женщина засмеялась громким, почти торжествующим, но одновременно каким-то пустым смехом:
— Безобразная — это не то слово, господин!
В описании, которое он вслед за этим услышал, страх смешивался с интересом:
— Под париком я почти лысая, господин,
остались только небольшие серые пряди,
а под толстым слоем белой пудры кожа на лице шершавая, в струпьях, изрытая и красная,
потому что в детстве у меня была оспа, господин,
я была очень больна,
люди подумали, что я умерла, завернули меня в саван, положили в огромную общую могилу сразу за городом, но в последний миг я издала слабый стон, услышав который, моя мать спустилась вниз и заключила меня в объятия, так вот я избежала того, чтобы быть похороненной заживо,