но я не осмеливаюсь ничего сказать,
нет, и пока гад медленно ползет все выше по моей ноге и ляжке, я только напряженно улыбаюсь из-под своего зонтика мужчинам, если они ко мне обращаются,
и пытаюсь стряхнуть его, незаметно вертясь,
но он упрямый и крепко впился мне в ногу,
и наконец, он словно вползает ко мне в…
Женщина внезапно умолкла, но Дрейф записал,
просто по инерции,
слова «половой орган».
— И он там все еще живет, доктор,
и ест меня, уничтожает, пожирает изнутри.
Последних слов Дрейф не услышал,
потому, что внимательно просматривал свои записи.
— Так, постойте, милая барышня,
в данный момент вы, значит, находитесь в каком-то покое?
Мысли женщины, казалось, задержались на сцене в саду, и одновременно она задумчиво ответила:
— Да, я нахожусь в покое.
— А скажите мне, барышня,
как же вы теперь выглядите?
Понадобилось несколько секунд, чтобы женщина
настроилась на вопрос,
смогла сосредоточиться и нашла нужные, достаточно точные слова.
— На мне парик, господин,
огромный, пудреный парик,
вышиной, наверное, не менее трех метров!
Лицо ее исказилось от боли, она завертела головой, словно пытаясь избавиться от этого нелепого, похожего на торт нагромождения из волос.
— Ах, он еще хуже платья,
трет, колется,
по спине течет пот, да еще вши!
Она в отчаянии стала рвать волосы, царапать шею…
— Ах, господин, я с ума сойду,
это проклятые маленькие твари ползают под ним, высасывают всю кровь у меня из головы и откладывают яйца у меня за ушами,
они кишат и размножаются у меня под мышками и на лобке,
по вечерам вся моя голова покрыта укусами,
ой!
Она застыла и как завороженная уставилась перед собой.
В дворцовом покое семнадцатого века, лежащего в глубине ее психики, она, по-видимому, узрела что-то удивительное.
Дрейф тоже заразился ее любопытством.
— Да, да, что же вы видите?
— Самое себя, господин!
Она глядела прямо в пустоту, но, вероятно, что-то там видела.
— Я вижу себя в одном из зеркал на противоположной стене комнаты, господин!
— И как вы выглядите?
Дрейф сидел, подавшись вперед, посматривая на женщину исподлобья, а чернила капали с его ручки на слово «зеркало», отчего оно совсем пропало.
— Как каменная глыба, господин!
Женщина, казалось, сама была глубоко захвачена этим открытием.
— Лицо у меня белое, белое как мел,
словно у покойника,
оно покрыто пахнущей свинцом пудрой, которая въедается в кожу,
от нее лицо чешется, ноет и покалывает!
Она провела ногтями по щеке.
— Она содержит какое-то странное вещество, господин,
