я не понимаю, как он может быть во стольких местах одновременно,
и люди доносят друг на друга направо и налево, доктор,
каждый день сгорает еще одна женщина,
и в долине Луары, вы знаете, доктор, там…
То, что записывал Дрейф, теперь стало кроваво-красным, как и сами чернила.
От этого свежие записи составляли режущий глаз контраст с записанным ранее,
что раздражало Дрейфа,
который по своему характеру был крайне аккуратным человеком, почти педантом.
— …в долине Луары словно лес стоит из костров, невероятное количество горящих, вопящих женщин, запах от которых разносится ветрами по близлежащим полям и деревням, проникает в комнатушки домов, где его потом вдыхают женщины, на которых, пока они стирают, пекут, кормят грудью, словно столбняк находит при мысли, что в любой момент может настать и их черед,
и от этого устаешь, доктор,
от этого очень устаешь,
и в конце концов от одного только этого начинаешь вести себя странно:
от того, что ты постоянно являешься объектом косых взглядов и подозрений.
Пожелтевшая бумага журнала вбирала в себя свежие красные чернила, Дрейф сидел тихо, а вокруг стального пера медленно расплывалось большое пятно.
Оно расползалось, принимало более глубокий цвет, темнело, разветвлялось притоками, а Дрейф все не мог найти силы поднять руку.
На заднем плане женщина что-то невнятно бормотала,
а мысли Дрейфа завертелись вокруг крови:
кровь женщины,
женщиной управляет кровь,
силы, с которыми связана эта кровь,
цикличность женщины,
пакт, заключенный ею с луной и приливами…
Случалось, что он даже для гарантии справлялся, нет ли у пациентки, входящей к нему в кабинет, менструации,
потому что, если таковая у нее была, то крайне важно было, чтобы пациентка не коснулась журнала или ручки
(в противном случае ему пришлось бы их сжечь)
или не дышала бы на фолианты профессора Попокоффа.
Потому что Дрейф страдал от постоянно повторяющегося ночного кошмара, мол, если такое случится, то записи и бесценные знания, собранные в фолиантах, совершенно исчезнут,
испарятся,
превратятся в газ и улетучатся!
Мысль, может быть, смешная для постороннего, однако Попокофф однажды рассказывал об одном случае,
когда молодая женщина в период, когда она кровоточила, была столь переполнена всевозможными чудодейственными силами, что люди
(в основном мужчины)
становились лепечущими идиотами при одном только ее появлении.
В деликатесных лавках, когда она проходила мимо, начинали гнить мясные продукты,
у мясников в лавках, когда она туда заходила, тупились огромные ножи,
