С недавних пор я всякий день поднимался на холм. Карабкался после уроков будто бы за хворостом. А на самом деле?..
Видел я эту девочку и раньше, но в школе она не останавливала внимания. До одного случая. Мы, ватага мальчишек, мчались однажды вдогонку за фаэтоном дяди Селима. Вдруг тот остановился на самой окраине, возле дома за густой колючей изгородью. Это показалось нам очень таинственным. Мы ждали, что будет дальше. Из ворот вышла девочка в длинном платье, косы свисали почти до щиколоток. Глаза ее были черны, как спелые виноградины, а на щеке красовалась родинка, похожая на зернышко перца. Не поднимая глаз, она что-то сказала дяде Селиму. Фаэтон покатил дальше.
Дружки стали дразниться: твой дядя, видно, невесту себе высматривает? Я смутился.
Следующий день показался мне пустым и томительно-скучным. Она не пришла в школу. Тут-то и осенила мысль: взять у матери веревку и отправиться за хворостом. Пройти мимо дома Халлы (так я прозвал ее про себя, что значит «С родинкой»). Но ни одной тени не промелькнуло за колючей изгородью. Уныло взобрался я на вершину холма, сел и уставился сверху на ее двор. Зачем? Чаще нам не дано понимать самих себя.
Час промелькнул незаметно. Истек второй. Я по-прежнему не сводил глаз с дома Халлы.
Понемногу сумерки затопили овраги, стали подбираться к вершине холма. Уже и стадо пригнали в селение.
Я вспомнил, зачем вышел из дому, побежал вниз, на берег Дашгынчая, в заросли бузины. Уперся коленом в землю и стал тянуть на себя сухие корни. Бузина пачкала одежду соком ягод, но я ничего не замечал. Взвалил на спину вязанку — и до чего же она показалась мне тяжела! Сообразить было легко: я так и не повидал девочку с родинкой.
А как объяснить матери долгое отсутствие? Селение у нас такое, что всем известно друг про друга все. Если курица пропадет, женщины знали, в какую сторону повернуться, чтобы стыдить вора.
Во дворе было пусто. Подоенная корова жевала сено. А вся наша маленькая семья сидела на земляном полу в лачуге вокруг расстеленной скатерти за ужином. Мать молча налила мне чаю.
С того дня и пошло: то я уходил учить уроки к товарищу, то задерживался в школе, а на самом деле просиживал предвечерние часы на Каракопеке. Двор Халлы был отсюда виден как на ладони. Я следил, как она подметает двор, колет мелкие поленья или выносит на веранду табурет, садится и читает книгу. Мысленно я все время разговаривал с нею. «Эй, Мензер! Все уроки выучила?» — «Конечно. Осталось переписать набело». — «А что будешь делать после седьмого класса?» — «Поеду учиться в город». — «Вот здорово! Я тоже». — «Значит, будем вместе». — «Послушай, дай я спущусь и помогу тебе колоть дрова. У тебя ведь нет брата, а вчера ты целый день стирала…» — «Откуда ты знаешь?» — «Я все про тебя знаю. Уцеплюсь за ногу орла, он поднимет меня в небо, оттуда и смотрю».
