Считав выражение лица Эла, мой больной мозг отнёс его на наш счёт: пришли убивать. Я села и отползла назад, уткнувшись спиной в стену, не столько испугавшись, сколько пытаясь отсрочить неизбежное. Сдаваться вот так сразу не в моём характере. Под рукой оказались вилы, хотела их поднять, чтобы наставить на приближающегося селестина, однако не хватило сил. Деревянный черенок глухо стукнул об пол.
Эл опустился на корточки передо мной, с неподдельной тревогой заглянул в лицо.
— Так и знала, что это ты, — прошептала я, прежде чем потерять сознание.
Очнулась от прикосновения чего-то холодного и мокрого. Вокруг царил полумрак, где-то сбоку слабо разбавленный светом горящего огня. На потолке плясали тени от языков пламени. По ощущениям я была полностью обнажена и лежала на кровати. Тут в поле моего зрения попал Эл. Оказалось, это он обтирал моё тело прохладной водой. Неужели больше некому?! Впрочем, не важно, мне было так холодно, что я думала только о том, как согреться.
— Укрой меня, — простонала я, удивляясь насколько сипло и тихо звучит голос.
Эл молча продолжал своё дело. Попыталась свернуться калачиком, мне не позволили, бережно, но настойчиво заставляя вновь выпрямиться и лечь на спину. Наконец, мучения закончились. Эл укутал меня в одеяло и посадил к себе на колени.
— Пей.
К губам приставили кружку с терпко пахнущей травами жидкостью, на вкус оказавшуюся и кислой, и горькой одновременно. Я послушно пила, и, как мне показалось, выпила достаточно много. Попыталась отстраниться.
— Ещё.
Эл обнимал меня одной рукой. Голова упиралась ему в плечо, и деваться было решительно некуда.
— Не могу, — прохрипела я.
— Можешь, котёнок, — в голосе селестина послышалась ранее никогда не присущая ему нежность. — Ради себя.
И я снова пила, пока меня не затошнило.
— Отпусти, — попросила я.
Эл уложил меня обратно на кровать, подоткнул со всех сторон одеяло, но тело всё равно трясло в сильнейшем ознобе. Голова налилась свинцовой тяжестью, а в груди разгорался костёр. Вот только воспаления лёгких мне не хватало…
— Эл, мне холодно. Дай ещё одеяло.
— Тебе нельзя сейчас перегреваться. Потерпи. Скоро станет легче, — уговаривал селестин.
Но что мне его уговоры! Сначала почти убил руками своих приспешников, а теперь, вдруг, кинулся лечить. Я хотела одного, я хотела согреться. Позади послышались странные шорохи. Следом я почувствовала, как матрас или перина (что у них тут используется для сна?) прогибается под опускающимся на него чужим телом. Меня заключают в кольцо прохладных рук, прижимая к мужской обнажённой груди. Я дёрнулась, бесполезно, объятия стали лишь крепче.
