Пленник железной горы | страница 16



Мы живем на юге Седьмого Неба. Здесь все слушаются моего отца. Поэтому у нас всё хорошо. Ну, по крайней мере, сколько я себя помню.

От очага-камелька шел ощутимый жар. На железной заслонке мигали разноцветные огоньки. За ней булькало, щелкало, шипело. Вкусно пахло вареным мясом. У меня забурчало в животе: оказывается, я тоже проголодался. На полках ровными рядами выстроились кубки, плошки, серебряные горшки и мисы. Еще два бокастых котелка-самовара. Один, правда, поломался, больше не варит. А второй ничего, работает.

Везде чистота и порядок: моя мама — самая лучшая хозяйка на Небесах! И вообще, на всей Осьмикрайней. Я, правда, кроме наших Небес, нигде не бывал, но иначе и быть не может! Ага, вот и сливки. А что у нас здесь?..

Мама не вошла — вплыла в кухню, как уточка по водной глади. Ох, она и ходит — залюбуешься! Спокойная, добрая, никогда никуда не торопится — и всегда всё успевает. Тихая, светлая радость; солнечная Нуралдин-хотун.

— Мам, я…

— Я слышала, Юрюнчик. Ты растешь, тебе нужно хорошо питаться. Я рада, что ты сам это понимаешь.

Ничего я не понимаю. Но зачем спорить с мамой? Может, я и правда понимаю — только не головой, а желудком.

— Да, мам. И Кустур тоже растет.

— Как раз горяченькое поспело.

— Кустуру тоже надо!

— Садись за стол.

Про Кустура мама слышала — она все отлично слышит. Просто не обратила внимания. Нет, вы не подумайте, ей еды не жалко. Для мамы главное — наша семья. Чтобы мы были сыты и ни в чем не нуждались. Чтобы у нас — у папы, у меня с Мюльдюном, у маленькой Айталын Куо — всё хорошо было. А то, что нас напрямую не касается, для нее значения не имеет. Оно словно мимо по реке проплывает. Глянула краем глаза — плывет, к примеру, коряга; отвернулась и забыла. Зато ты и подумать не успеешь о новых сапогах — хлоп, а они уже тут как тут: на волчьем меху, на двойной подошве, и точно по ноге.

Ну, вы уже поняли, какая у меня мама.

— Спасибо, мам! Я тебя люблю!

Мама и раньше-то светилась, а сейчас прямо расцвела. От ее улыбки сделалось тепло-тепло, и уголки рта сами к ушам поползли: улыбнуться в ответ.

— Я все съем! И горячее, и сливки… У тебя есть сливки?

Сливки я уже нашел. Но лишний раз спросить — маме приятно будет.

— Конечно, Юрюнчик. Кушай на здоровье. Сейчас на стол поставлю.

— Да, мам! Только на сандалы… На стол не надо, хорошо?

У нас, в смысле, у айыы, некоторые вещи иначе называют, чем в улусе. Сандалы у нас — стол, орон — ложе или кровать; чомпо — палица, а еще колотушка… Я иногда путаюсь: то так скажу, то эдак. Случается, оба слова вместе вылетают. Приятели удивлялись. Чагыл смеяться пробовал, но ему по шее и без меня дали. Ничего, привыкли.