— Не торопитесь, фройляйн, поскользнетесь! — Эриху захотелось еще раз услышать ее голос — такого необыкновенного тембра.
Девушка, оглянувшись, бросила на Эриха быстрый внимательный взгляд.
— Вы в самом деле заботливый, или хотите им показаться?
И в тот миг действительно поскользнулась, — рука с чемоданчиком взметнулась вверх, и девушка наверняка упала бы, если бы Эрих не успел подхватить ее под локоть. Только при этом он ударил спутницу стульчиком по плечу.
— Спасибо! — Художница, смеясь, потерла правой рукой ушибленное место. — Пожалуй, лучше бы вы дали мне упасть: снег-то мягкий, это не было бы так больно.
Эрих сначала смутился, но, видя, что девушка улыбается, тоже рассмеялся. Обоим вдруг стало весело и легко друг с другом.
— Послушайте, фройляйн, и часто вы тут рисуете?
— Сегодня — первый раз. Ведь храм еще не совсем восстановлен, тут еще масса работы внутри. Закончили только снаружи.
От ограды донесся звук автомобильной сирены. Художница обернулась.
— Ой, это отец. Пойдемте, пожалуйста, скорее!
...Сторож удивлено проводил взглядом девушку, которую почему-то сопровождал полицейский, хотя, кажется, рисовать здесь никому не запрещалось, это же не какой-нибудь военный объект!
Еще больше сторож удивился, когда девушка села в машину, кивнула на прощанье полицейскому и исчезла за углом.
...И только тогда Эрих сообразил, что он даже не спросил, как зовут юную художницу и где ее искать, если... если это будет очень нужно.
II
Были у Эриха знакомые девушки на заводе и в Управлении, но до сих пор ни одну из них он не выделял из общего круга, никому не отдавал предпочтения. Просто товарищи, и только. И вот — эта неизвестная девушка в причудливом свете витража, осиянная солнечным снежным светом...
При воспоминании о ней Эриха снова и снова охватывала какая-то щемящая радость. Несколько раз он поймал себя на том, что, забыв о разложенных на столе бумагах, самым тщательным образом припоминает каждое слово, сказанное художницей; он даже попытался вслух воспроизвести интонации ее голоса.
И все же желание увидеть девушку еще раз было настолько сильным, что Эрих, сознавая всю глупость и бесцельность своего поступка, в следующее воскресенье с утра пошел в старый парк.
Он заранее придумывал слова, которые скажет девушке, старался предугадать, удивится ли она встрече, или примёт его приход как должное...
В соборе гулко стучали молотки, чуть приглушенно гудел компрессор. У знакомой колонны кто-то в белом халате сосредоточенно счищал с пальцев Иисуса только ему одному видимые миллиметры алебастра, отделявшие пропорции статуи от совершенства...
