На этот раз Санька сказала чистую правду, но тут же сообразила (с опозданием, правда), что лучше бы ей соврать. У них тут, наверное, всех крестят сразу же после рождения.
— А крест на тебе есть? — все так же строго поинтересовался Феофан.
Санька торопливо полезла рукой под тенниску и вытащила из-под нее
маленький нательный крестик на цепочке.
— Вот!
Она боялась, что Феофан сейчас примется рассматривать ее крестик и что-то такое неправильное в нем обнаружит, но монах лишь удовлетворенно кивнул головой. Облегченно вздохнув, Санька вновь спрятала крестик под тенниску.
— Ты не серчай, Алексашка, что на слово тебе не поверил! — пророкотал Феофан. — А молитвы какие знаешь?
— Разные.
Санька не знала ни одной из молитв и даже не представляла, как будет выкручиваться, ежели Феофан сейчас попросит (или прикажет, что, впрочем, одно и то же) прочитать хотя бы «Отче наш».
Но монах на этот раз, кажется, поверил Саньке на слово. И принялся укладываться спать, положив под голову котомку.
— Тяжелая плеть у боярина. — пробормотал он, ворочаясь с боку на бок. — До сих пор плечо огнем горит.
Санька вдруг вспомнила, как хлестал Феофана расфуфыренный молодчик в кольчуге, а тот, под издевательский хохот остальных всадников, лишь униженно кланялся и просил о пощаде.
И хоть принял удары Феофан именно из-за нее, Санька вдруг с удивлением почувствовала, что не испытывает к монаху за этот его самоотверженный поступок ни малейшей благодарности. Лишь жалость непонятную, да и ту с изрядной долей презрения.
А Феофан тем временем перестал ворочаться и, кажется, даже задремал. Тогда и Санька принялась укладываться на ночлег, выбирая местечко повыше и посуше.
— Ты, Алексашка, ежели продрог, ползи ко мне! — сонно пробормотал Феофан. — Вдвоем оно куда как теплее будет.
«Ага! — мысленно ответила ему Санька. — К тебе?! Разбежалась!»
Вдвоем и в самом деле было бы теплее, но Санька все же решила держаться подальше от непонятного этого монаха. Улегшись в траву, спиной к догорающему, но все еще немного согревающему костру, она свернулась калачиком и постаралась поскорее уснуть.
Но сон все не шел и не шел к Саньке. Вместо него приходили мысли, большей частью невеселые и даже печальные.
Например, Санька вдруг вспомнила о маме. И подумала, как ужасно, если они больше никогда уже не встретятся. Никогда. какое это страшное слово!
Потом Санька представила себе весь тот переполох, что поднимется в деревне, когда обнаружится, наконец, их с Иваном исчезновение. Вернее, оно уже обнаружилось, и их ищут сейчас везде: и в лесу, и возле озера, и, конечно же, в самом озере. и в поисках этих задействована полиция, а может, даже армейские подразделения десантной воинской части, расположенной за пять километров от деревни. И мама с безумными заплаканными глазами вторые сутки не отходит от телефона в ожидании хоть каких-либо известий. Впрочем, у тети Клавы точно такие же безумные, выплаканные глаза, и она тоже всю ночь напролет торчит у телефона.
