Вот только мыть жирные котелки даже в такой, хоть и вполне комфортной, но все же не горячей воде Саньке как-то не приходилось. Может, набрать воды и на костре ее вскипятить?
— Ты, Алексашка, особо не мудрствуй! — словно прочитав Санькины мысли, крикнул от костра Феофан. — Сполосни, потом песочком продрай и вновь сполосни. И будет с него!
Санька так и поступила. Причем выдраила котелок на совесть (и песком его прочищала, и травой протирала. и так несколько раз). А вернувшись к костру, принесла с собой полный котелок воды, увидев которую, Феофан одобрительно крякнул и тут же принялся пить.
— Хочешь стать послушником, Алексашка? — спросил он Саньку, поставив котелок на траву. — А потом, Бог даст, и в настоящие монахи определишься, когда в возраст войдешь.
И тут Санька поняла, что ей надо делать.
Надо отыскать Ивана!
«Машина времени», возможно, сейчас у него, и если у Ивана хватило ума хорошенько ее припрятать от посторонних глаз, тогда.
Тогда у них еще остается шанс вернуться.
Домой или в будущее. куда угодно, только подальше от страшного этого времени!
Но даже если «машины» у Ивана нет — все равно Саньке просто необходимо его отыскать! И как можно скорее!
— Я брата ищу, — сказала она, умоляюще глядя на монаха. — Иваном кличут. Он немного старше меня и повыше будет, но одет очень похоже. Вы его сегодня не встречали?
— Не встречал, — сказал Феофан, подкидывая в костер последние сучья. — А давно с ним разошлись?
— Вчера, — сказала Санька, потом подумала немного и добавила: — Точнее, позавчера.
— Теперь легко потеряться. — вздохнул Феофан. — Темное время страшное! Наказует нас Господь за грехи наши тяжкие! За Иоанна государя грехи. за грехи Бориса, царя суетного, неправедного. — Он замолчал, неожиданно строго взглянул на Саньку. — Самозванец, за царевича Дмитрия себя выдававший, год почти в Москве царствовал. слыхал, небось, о таком?
— Слышал немножко, — сказала Санька, навострив уши. — А сейчас кто в Москве царствует?
— Сейчас — царь боярский! — понизив голос почти до шепота, сказал Феофан. — Шуйского Василия бояре с крыльца кремлевского царем выкликнули, да Бог все видит! И в наказание нам еще одного самозванца послал. А иные бают, что прежний самозванец смерти избежал. Чур меня, чур!
И, замолчав, Феофан истово перекрестился.
— А сам-то ты крещеный, Алексашка? — неожиданно строго спросил он Саньку. — Али в басурманской вере какой?
— Крещеный! — сказала Санька. — В прошлом году крестили!
