— Ты чего?
— Ничего… Ты знаешь, как по-латыни картошка?
— Знаю. Солянум туберозум.
— Ух ты! А вот эта трава?
— Бурса пасторикум.
— А по-человечески?
— Пастушья сумка. Видишь, какая я умная.
— Вижу. Я бы за такую латынь сек. Ремнем. Или вожжами. Растет себе симпатичная травка, глаз радует, потом ее обругают по-латыни, и сразу хочется делать из нее скучный гербарий. Братец твой тоже знал латынь, но пользовался ею, так сказать, более элегантно. Он читал Горация.
— Это ты кому-нибудь расскажи. Пятнадцать строчек — вся его латынь. Я тоже так умею. Он на «Аннушке» летал, да?
— На «Аннушке». У него была машина чистых кровей. Она могла садиться где угодно, а билась и ломалась столько раз, что потом привыкла, и однажды Венька прилетел даже без пропеллера.
— Ну это ты врешь.
— Это я вру. А потом он украл стюардессу с пассажирского самолета.
— То есть как это… украл?
— А вот так. Ты что, не знала своего братца? Ему летчики чуть самосуд не устроили прямо на аэродроме. И было за что… Возвращался он как-то из Хабаровска и в самолете познакомился со стюардессой. Любовь вспыхнула, как шаровая молния: бах — и оба они наповал! Первым очнулся Венька и сказал, что амба, она свое отлетала, он сейчас запрет ее в четырех стенах, и делу конец. А тут, как на грех, испортилась погода. Стюардесса была человеком дисциплинированным, она отпросилась на два часа, не зная еще, что там, где начинается Венька, кончается всякое благоразумие. Одним словом, на аэродроме паника — надо лететь, а лететь нельзя, какой-то пилот украл стюардессу. Мы с Олегом сразу сообразили, в чем дело, ввалились к Веньке, а там идиллия. Сидят они, эдак молитвенно сложив руки, и в глазах у них отблеск рая…
— А как же Надя?
— Ну, это еще до Нади было. Слушай дальше. Наорали мы на них, а потом все четверо стали ломать голову, как быть, потому что давно дали погоду, надо лететь, а как же она полетит, если она жить без Веньки не может, а он без нее и подавно.
Потом она все-таки улетела. Написала Веньке, что надолго запомнит минуты их встречи, но им все-таки повезло, что вовремя дали погоду. Они могли бы наделать глупостей, а потом долго бы мучились — ведь, в сущности, совсем чужие люди. Вот видишь, как важно вовремя дать погоду, — усмехнулся Павел. — Синоптики бы сказали, что глупость не состоялась по метеорологическим условиям.
— А собственно, чего они испугались? — спросила Нина. — Каких глупостей они могли бы наделать?
— Ну как же… — засмеялся Павел. — Все-таки…
