Во-первых, пространство, отведённое на общую гостиную и холл, было разделено стеной на две части. Теперь, входя в комнату с коридора, человек попадал в небольшую прихожую, а его взор падал на две двери. Левая вела в мои комнаты, правая в комнаты Мэттью.
Как и говорил лорд Райан, бывшая общая ванная комната досталась мне, а потому изменений в кабинете не последовало. Зато в корне изменилась обстановка в гостиной и спальне.
Ближе к входной двери Хранитель сделал вешалку для верхней одежды и полку для обуви. Все пространство было устлано мягким ковром, за исключением того места, где стояла вешалка и полка для обуви.
Во-вторых, одно большое окно, находившееся в гостиной, осталось на моей половине. И теперь его украшали легкие занавески нежного серебристого цвета, вместо тяжелых темно-золотых, висевших до этого. На подоконнике красовались яркие горшки с цветами и небольшая лейка, украшенная витиеватыми узорами. Рядом был поставлен столик с длинной легкой скатертью и накрахмаленными салфетками, в центре которого стояла ваза с букетом из полевых цветов. К столику прилагались два мягких стула с изогнутыми ножками.
На стене, между светильниками висели четыре пейзажные картины! изображающие времена года.
Но отдельной темой стали изменения в спальне, шокировавшие меня по началу. Теперь там красовалась кровать с высоким балдахином светло-персикового оттенка на резных ножках. И стояла она теперь не у окна, а посередине комнаты. На стены была натянута ткань теплого песочного цвета. Легкая прозрачная тюль и тяжелые красно-коричные шторы, собранные по бокам окна.
Несколько полочек и маленький светильник на стене подле кровати. Красивый, выполненный из красного дуба шкаф, с вырезанными узорами на дверцах и особая гордость трельяж, выполненный в белой гамме золотистым обрамлением. В первую секунду, когда я очнулась, решила, что лорд Райан переместил меня в комнату к одной из преподавательниц Академии Сиятельных. Однако, мой не распакованный багаж, красноречиво говорил о том, что комната принадлежит мне.
На ужин в итоге я не пошла, но голодной не осталась. Тетя Марыська, обеспокоенная тем, что не видела меня ни на обеде, ни на ужине, передала мне через декана ужин. Уж, каким способом она договаривалась с ним, для меня неизвестно, но дождавшись, пока я поем под его пристальным взглядом, он ушел, забрав посуду и не произнося ни слова.
Собственно, он и сейчас прожигает меня подобным взглядом.
