Ферн и сама подумывала вести просветительскую работу, чтобы обеспечить здоровье их детей. За считаные секунды она так загорелась этой мыслью, что ей не терпелось начать.
Но Зафира, казалось, эта мысль прежде не посещала, и Ферн удивилась.
– Твоя первая жена ничем подобным не занималась?
– Нет, – ответил он безразлично. – Она была беременна. А потом Тарик был слишком маленький.
«Я тоже беременна, – чуть не сказала она вслух. – И Аминее удается совмещать работу с воспитанием двоих детей».
Наверное, Зафир почувствовал ее недоумение, поэтому добавил:
– Я уже говорил, она была очень консервативна. Общественная деятельность Садиру не увлекала.
Ферн вжалась в кресло, пытаясь понять, что бы это могло значить.
– У нее ведь было не так много времени, правда? Аминея сказала, что она умерла от рака.
– Это так.
– Тебе удалось ее полюбить? – спросила Ферн, набравшись смелости.
Зафир снизил скорость и, минуя ворота, въехал в туннель из деревьев с мокрыми нависшими ветвями над длинной гравиевой дорожкой.
– Боюсь, любовь не про мою семью. Туннель резко закончился, и перед взором Ферн предстал по-королевски роскошный особняк с навостренными башенками и элегантным фасадом. Он стоял на пригорке, с которого открывался вид на холмы, пруд и густые зеленые леса чуть поодаль.
Своим статным видом, старинной архитектурой и высокими окнами дом внушал трепет. Вся северная сторона была обвита плющом, а с южной стороны находился, как показалось Ферн, солярий. Гараж располагался в отдельном здании с семью двустворчатыми дверьми.
Зафир объехал вокруг фонтана, припарковался перед парадной лестницей, выключил двигатель и повернулся к Ферн под стук дождя по крыше.
– Садира – мать Тарика. Я безумно люблю его. И за то, что она подарила мне его, я всегда буду уважать ее. С таким же почтением я уже отношусь и к тебе, Ферн.
Как же трудно было выдержать его суровый взгляд! Она боялась, что он заподозрит в ней желание чего-то большего, хотя до сих пор она и сама не осознавала, насколько сильно ей хочется большего. Он ждал, что она свяжет себя с ним до конца дней, отказавшись от любой возможности встретить муж чину, который мог бы полюбить ее, и согласится на жизнь, о которой она до этого дня не смела даже мечтать.
– Я боюсь, что ты со временем перестанешь уважать меня, – призналась она. – Я не лучшая партия. Я слабая. Сам видишь – меня легко уговорить на что угодно. Не хочу быть тряпкой, об которую вытирают ноги.
Зафир нахмурился.
