До абсолютной тишины и внимания далеко, но толпа примолкает. Некоторые шевелят губами, беззвучно отвечая на вопрос охотника:
— На бойне…
— Либитина не так уж отличается от владыки вампиров, раз в пятнадцать лет объявляющего большую охоту в северных землях, — замечает другой охотник. Главный кивает:
— Вы полагаете, что поступаете благородно: защищаете Госпожу. Так берите оружие, сражайтесь за нее! Вы думаете, охотников настолько тронут ваши смерти, что они утратят защиту? Да, убийство разумной души способно разбить защиту нашей клятвы, но здесь я ни разума, ни души ни в ком не вижу. Вы пришли сюда стадом, без собственных мыслей о происходящем. Тупое ожидание смерти от чужой руки — это по-скотски, а не по-человечески, и защита охотников не пострадает!
Я понимаю, что он блефует, но, признаю: блефует увлеченно. Толпу привлекает его увлеченность, и он уже с вызовом посматривает на главу поселения. А тот бледнеет от ярости, потом краснеет, вскипая от злости.
— Либитина хочет, чтобы мы защищали ее до последней капли крови! — кричит он. — И мы будем защищать ее! Только благодаря защите Госпожи мы до сих пор живы в краю вампиров! Я знаю страшные цифры смертей в Карде! -
Я знала эту его реплику наперед, но сейчас все-таки дергаюсь от отвращения. Я не требовала у смертных защищать себя. Фанатики, нашли божество, которому удобно вручить жизни и свободу и не думать ни о чем, следуя извечной тяге людского рода сбиваться в стада и стаи! О, поджечь бы фитиль, скрыть этот позор под грудой камней, но нужно продолжать представление.
— Разговор закончен! Убирайтесь, не то мы взорвем церковь вместе с вами! — орет глава поселения. Но предводитель отряда, кажется, забыл об опасности.
— Мы пришли сразиться с Либитиной, — напоминает он и вдруг без перехода командует своим вскинуть оружие. Видимо, он всерьез решил довести главу поселения до вспышки ярости. Увлеченная происходящим, я не сразу понимаю, куда охотники будут стрелять. Вверх! В моих птиц!
Эхо подхватывает звуки выстрелов, носит его под высокими сводами церкви, превращая в оглушающий грохот настоящей войны. Птицы падают на пол черными комьями перьев. Боли я не чувствую — отпускаю тела марионеток в момент попадания, и глаз в церкви не лишаюсь: в толпе присутствуют две человеческие куклы. Они продолжают следить за происходящим.
В толпе начинается паника, глава поселения окончательно обезумивает. С криком ярости он бросается на главу охотников, в драку вовлекаются другие охотники и селяне. Скоро охотники отступают за двери, на ступени церкви. Глава поселения, уверенный в скорой победе, неосмотрительно бросается за ними… и первым падает на ступени, крича теперь от боли. Охотники, оставшиеся вне церкви, палят в селян, поддавшихся злости и выскочивших из церкви. Разумеется, они стараются лишь ранить, не убить. Раненный глава поселения выхватывает припрятанный револьвер. Его черная злость обратилась черным отчаянием. Он успевает выстрелить дважды — ранить двоих охотников, прежде чем получает пулю в голову от главы отряда. Этим выстрелом заканчивается короткая, но жестокая битва.
