На всякий случай я эти затески-треугольнички срисовал.
Постай зашла в сарайчик, недолго там пробыла и вынесла берестяную сумочку. Из нее достала небольшой топорик и охотничий нож в кожаных ножнах.
— А это себе возьмите, дети мои. На память о старом Нартасе. Вырастете, в тайгу пойдете — пригодятся. Будете его тропу дальше торить… А за Улгенник пока еще рано вам. Рано.
В нашем аале улиц нет. Дома стоят как попало, но у всех окна смотрят на солнце. Тропинки от домов разбегаются в разные стороны, пересекая одна другую.
По одной такой тропинке и направились мы по домам. Навстречу Анначах — первая сплетница в аале, та самая, которая больше всех шумела, когда мы к бабушке Постай на тарантасе в огород вкатили. Увидела нас, усмехается ехидно, кривые зубы выставила:
— Привет, храбрецы-сорванцы! Здравствуйте, поджигатели тайги! Опять в лес собрались с топором и ножами?
Арминек рассердился:
— Вы почему нас оскорбляете?
— Весь аал про вас говорит,- продолжала насмехаться Анначах.- Мать Ачиса только что в магазине рассказывала про ваши похождения. Как вы в тайге заблудились, как тайгу подожгли, чтобы вас по дыму нашли…
— Врет она! Это все Ачис!
— Про Ачиса ничего худого не слышала. Только про вас двоих говорят. Бумагу не на Ачиса, а на вас написали.
Что ей ответишь? Не объяснять же, что тот акт уничтожен, что Хурун Иванович сам во всем признался.
Смерив нас презрительным взглядом, Анначах прошла мимо.
Не успела отойти, девчонки-пятиклашки бегут, на нас пальцами показывают. Мы сделали вид, будто не замечаем их. Как же! Наперебой кричат:
— Нарушители тайги!
— Поджигатели!
Не стали с ними связываться. Арминек, правда, одну из них — Санику — за косички дернул как следует, она разревелась, конечно. Побежали от нас, дразнятся.
Все настроение испортили!
Если бы тем и кончилось…
Подошли к магазину — все на нас смотрят. Молчат, но уже понятно: тоже кто-нибудь начнет сейчас выговаривать. Так и есть. Вперед всех Сакман высунулся. Ему лет сорок пять, но он как пятилетний. Дурачок он. Его никто не обижает.
— Аукать надо было! Аукать. Ешли в лешу жаблудишься,- шепелявит Сакман,- надо аукать. Ха-ха-ха! А вы, жначит, дымом аукали?
Ну хоть беги!
Люди на нас уставились. Сакман не перестает одно и тоже повторять, хохочет, приплясывает. И люди, глядя на него, смеются.
Арминек попробовал что-то сказать, его никто не слушает. Тогда мы на хитрость пошли. Напали на Сакмана, чтобы другие поняли, в чем дело.
— Смотри,- пригрозили дурачку,- тебя под суд отдадут. Вместе с Хуруном Ивановичем и Ачисом. Это они тайгу подожгли.
