Если спросить, как удалось, в конечном итоге, побудить красноармейцев, проявлявших мало энтузиазма и, в сущности, незаинтересованных, к «сопротивлению любой ценой» ради советского режима, то на это имеется лишь один ответ. Это было вызвано испытанным сталинским методом «сильнейшего террора и сознательного введения в заблуждение», что быстро отметили и немцы. Эффективным оказался только метод террора, и его действенность вынужденно признает в своей сталинской биографии и генерал-полковник Волкогонов, отрицательно настроенный в отношении Сталина. На первом месте находились массовые расстрелы офицеров, политработников и красноармейцев, по приговору или без него, военными трибуналами, заградительными отрядами либо верными официальной линии офицерами, политработниками или коммунистами и прочие драконовские меры. По данным российских специалистов, обнародованным на германско-российской конференции по архивам в Дрездене 6 июля 1997 г., одни советские военные трибуналы с 1941 по 1945 гг. завели миллион дел против собственных солдат и привели в исполнение не менее 157 000 смертных приговоров.[95] Рука об руку с этим шло запрещение сдаваться в плен и шельмование каждого попавшего в плен как дезертира и изменника родины, в сочетании с обычными для Советского Союза репрессиями в отношении членов семей. К этому добавлялась и разнузданная пропаганда о зверствах немцев и их союзников, которая должна была заведомо отбить желание сдаться «фашистам» у любого красноармейца.
Глава 4.
«Боец Красной Армии не сдается».
Советским солдатам запрещалось сдаваться в плен.
Предотвращение бегства вперед.
Советский Союз был единственным государством в мире, объявившим пленение своих солдат тяжким преступлением. Военная присяга,[96] статья 58 Уголовного кодекса РСФСР и прочие служебные предписания, например, Устав внутренней службы или «Боевое наставление пехоты Красной Армии», не оставляли сомнений в том, что сдача в плен в любом случае карается смертью, как «переход к врагу», «бегство за границу», «измена» и «дезертирство». «Плен — это измена родине. Нет более гнусного и мошеннического деяния, — говорится там. — А изменника родины ожидает высшая кара — расстрел.» Сталин, Молотов и другие руководящие лица, как, например, мадам Коллонтай, не раз заявляли и публично, что в Советском Союзе существует лишь понятие дезертиров, изменников родины и врагов народа, а понятие военнопленных неизвестно.[97]
