Морис несколько раз выезжал по заданию короля. Нужно было возводить новые крепостные сооружения, пока всё ещё на юге. Сам Вильгельм отбыл в Нормандию – повидать жену и детей, по которым скучал безмерно, и решить множество вопросов, накопившихся в его отсутствие на континенте. В Англии он оставил двух регентов, которым хватило хлопот в отсутствие монарха. От имени короля страной правили его ближайшие сподвижники Вильгельм Фиц-Осберн, получивший титул графа Херефорда, и Одо, епископ Ба-йё, единоутробный брат Вильгельма. Воспользовавшись моментом, подняли головы те непокорные саксонские дворяне, что не желали подчиниться власти нового короля. Они надеялись, что в отсутствие Вильгельма смогут справиться, но жестоко ошиблись. Люди, которым доверял король, оказались на высоте. Сопротивление было жестоко подавлено, а непокорные подданные лишились своих поместий и вынуждены были бежать, чтобы спасти свою жизнь.
Король вернулся из Нормандии в самом начале зимы, шестого декабря и тут же ринулся в бой – осадил столицу Девона Эксетер. Большинство танов этого края давно уже покорились Вильгельму, но Эксетер продолжал сопротивление его власти, и с этим нельзя было больше мириться. Этот древний город, сохранивший ещё римские крепостные сооружения, был неплохо защищён. Он продержался в осаде целых восемнадцать дней, но, в конце концов, был взят войсками короля. Вильгельм в срочном порядке возвёл здесь новый замок и разместил сильный гарнизон – для устрашения округи. А сам тем временем прошёл со своим войском через весь Девон, Сомерсет и Корнуолл, силой склоняя к повиновению тех, кто продолжал упорствовать.
Морис де Гранвиль был, разумеется, со своим королём, помогая ему как в битвах, так и во взятии и возведении крепостей. Он едва успел вернуться домой к рождению своего сына. Ребёнок появился на свет в феврале, когда на дворе заметали лютые метели, а деревья трещали от мороза. Как и ожидала Эльгита, это оказался мальчик, крупный и крепкий ребёнок, который сразу же заявил о своём приходе в этот мир громким требовательным криком. Счастливый отец вынес его в зал, где ожидали взволнованные домочадцы и, подняв над головой, громко представил собравшимся своего наследника Филиппа де Гранвиля.
А Вильгельм, отвоевавшись, задумался над своими дальнейшими шагами. Он много общался с женой, когда был в Нормандии, и между горячими исступлёнными ласками успел о многом с ней поговорить. Поведал о тех трудностях, с которыми столкнулся на острове, разумеется, обходя молчанием наиболее тяжёлые картины кровавых столкновений. Ей и так приходится волноваться за него, зачем же нужны эти чисто мужские подробности. Рассказал он и о Морисе де Гранвиле, которого Матильда хорошо помнила. В итоге всех этих бесед Матильда не просто затронула, но достаточно остро поставила вопрос о своей коронации в Англии. Это очень огорчило Вильгельма. Не потому, что он был против этого в принципе. Нет. Он был готов разделить с ней трон. Но он хорошо понимал свою жену и знал, что она стремится стать королевой не из пустого тщеславия, и не для собственного удовольствия, но чтобы помочь ему. Она искренне считала и верила, что женское участие в деле управления покорённой страной может несколько смягчить отношения между правителем и подданными, сделать самого короля, на взгляд англичан, менее суровым и более человечным и, в конечном итоге, помочь в деле окончательного подчинения его воле мятежной страны. Так, к слову сказать, полагали и многие советники короля. Но Вильгельму было трудно пойти на это. Он не считал бесконечно вспыхивающую мятежами Англию безопасным местом для своей жены. От непокорных саксов можно было ожидать чего угодно. И даже те из них, что склонили головы перед победителем и принесли клятву верности, не вызывали у него доверия. А случись что с его малышкой-женой, Вильгельм никогда не простит себя, а уж от непокорной страны полетят клочья. Куда лучше избежать такой опасности. Но Матильда настаивала, и королю пришлось согласиться.
